Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
Надежда — чувство, которое сегодня многие утрачивают, потому что поводов для оптимизма становится меньше и меньше. Однако, по мнению психолога Дэвида Б. Фельдмана и онколога Бенджамина В. Корниса, надежда не равна слепому оптимизму и имеет совсем другие истоки и потенциал: это не пассивное чувство, а психологическая база для активности и возможности преобразовывать свою жизнь, какой бы мрачной ни была реальность. Перевели материал из Aeon, где специалисты рассказывают об исследованиях и ведущих теориях надежды, а также о том, из каких компонентов она состоит и что может дать нам.
Мелани, 47-летняя сотрудница ведущей инженерно-строительной фирмы в Бостоне, не могла смириться с тем, что смотрит на безвкусную живопись в приемной врача. Сидя там, она вспоминала своего консультанта в колледже, который предупреждал ее, что будет нелегко добиться успеха в сфере, где доминируют мужчины. Но она была бойцом и не собиралась останавливаться. Начальство быстро увидело это стремление, и ее постоянно отмечали и давали ей более широкие полномочия. Действительно, ее личная и профессиональная жизнь были хрестоматийными описаниями того, как использовать изобретательность и смекалку для преодоления неумолимых препятствий. Но теперь все было иначе. Она столкнулась с предательством собственного тела. Она могла справляться с необъяснимой потерей веса и желтым оттенком, изменившим цвет ее глаз. Но потом пришла боль. Глубокая, сверлящая, скручивающая боль. Агония заставила ее обратиться за медицинской помощью, и через неделю обследование было завершено. Рак поджелудочной железы.
В своем кабинете доктор Тамика просматривала результаты ПЭТ-сканирования и размышляла над тем, что сказать Мелани. После 20 лет практики казалось, что вести такие разговоры становится все труднее. Несомненно, такой умный человек, как Мелани, нагуглила запрос «рак поджелудочной железы» и увидела прилагательные (смертельный, разрушительный) и клише («опухоль, которая создает онкологии её репутацию»), связанные с этой злокачественной опухолью. Несомненно, она уже узнала, что долгая жизнь с таким диагнозом возможна лишь в относительно небольшом проценте случаев. Доктору Тамике хотелось вселить пациентке какую-то надежду. Но не будет ли говорить о надежде в этих обстоятельствах не совсем правдиво? Возможно, размышляла доктор Тамика, ей следует поговорить с Мелани о ее целях на оставшееся время, подготовив ее к вероятному сценарию, когда вопрос смерти — это всего лишь вопрос месяцев. Это будет более честно, но не окажется ли надежда Мелани разрушена?
Мысли доктора Тамики отражают то, что мы называем «двойственностью надежды» (‘the double-bind of hope’). Онкологи и другие врачи, поддерживающие таких тяжелобольных пациентов, как Мелани, часто оказываются в столь затруднительном положении. С одной стороны, они беспокоятся о том, что если рассказать всю правду о медицинской ситуации, это может лишить надежды их пациентов и привести к отчаянию. Но они также беспокоятся о противоположной стратегии: что неточное предоставление необходимой медицинской информации или слишком радужное освещение этой информации может дать пациентам ложные надежды, лишая их времени и возможности эмоционально подготовить себя и свои семьи к тому, что их ожидает.
Попадая в такие ситуации, врачи часто опускают руки и делают вывод, что работа с надеждой не входит в их обязанности. Но подобный вывод тоже не выдерживает критики. Игнорирование потребности людей в надежде не приводит к ее исчезновению.
Эта дилемма возникает из-за слишком узкого взгляда на проблему, широко распространенного в мире медицины, который приравнивает «надежду» к «излечению». Если мы согласимся с этим уравнением, это будет означать, что надежда просто недоступна для пациентов, для которых излечение невозможно, если, конечно, они не отрицают медицинскую истину.
Но эту дилемму можно преодолеть, если врачи готовы учитывать новые исследования в области психологии и принять более широкое понимание надежды, которое включает признание горьких истин. А поскольку неприятные реалии пронизывают нашу жизнь и за пределами вопросов здоровья, это новое понимание может иметь плюсы независимо от того, с какими трудностями мы сталкиваемся.
Надежда — это не принятие желаемого за действительное, не оптимизм и не «сила позитивного мышления». Конечно, в оптимизме нет ничего плохого. Исследования показывают, что с оптимизмом связаны многие положительные эффекты. Однако это не то же самое, что и надежда. Кембриджский словарь определяет оптимизм как «чувство, что в будущем хорошие вещи произойдут с большей вероятностью, чем плохие». Влиятельные психологи Чарльз Карвер и Майкл Шейер, долгое время изучавшие оптимизм, описывают его как склонность верить в то, что результаты жизни в целом будут положительными, благоприятными или желательными. Другими словами, оптимисты просто верят, что все будет складываться к лучшему, а будущее обязательно будет хорошим. Именно поэтому часто говорят, что оптимисты носят розовые очки или считают стакан наполовину полным — иногда с вишневой газировкой.
Однако надежда — это не то же самое, что «стакан наполовину полон». Надежда появляется даже тогда, когда стакан полон лишь на треть или в нем вообще ничего нет. Потому что истинная надежда — это не жизнь в фантастическом мире, а жизнь в этом мире. Например, она не отрицает страдания и боль.
В книге «Супервыжившие» (2014), написанной одним из нас, Дэвидом Б. Фельдманом, в соавторстве с Ли Дэниелом Краветцем, рассказывается о переживших травмы и трагедии 16 людях, которые впоследствии сделали мир лучше. Красной линией в их историях проходило то, что называется «обоснованной надеждой». Несмотря на то, что все эти люди, пережившие трагедию, демонстрировали надежду, устремленную в будущее, они также осознавали реальность своих ситуаций. Когда Джеймс Кэмерон, единственный выживший после самосуда 1930 года, основывал первое отделение Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP) в Андерсоне (штат Индиана), работал над десегрегацией в вопросах жилья в Милуоки (штат Висконсин) и в конечном итоге основывал американский музей Холокоста чернокожих, он не питал иллюзий, что мир — это прекрасное место, где все можно легко исправить. Напротив, он понимал, с каким невероятным сопротивлением ему придется столкнуться, но верил, что его усилия все же помогут построить лучшую жизнь для черных американцев. Как он отметил в своей автобиографии «Время террора» (1982): «С верой и молитвой на устах, я был полон решимости держать руки на газе и смотреть на дорогу».
Люди, которые, подобно Кэмерону, борются за важные цели, делают это не потому, что видят мир в розовых очках. Точно так же ученые, которые мужественно борются за прекращение пандемии COVID-19, или пациенты с раком, которые соглашаются на лечение с болезненными побочными эффектами, знают, что путь будет трудным, но они идут вперед, потому что нашли цели, ради которых стоит держать «руки на газе». Это и есть источник их надежды.
Надежда, по своей сути, — это восприятие. Однако, в отличие от большинства других восприятий, это восприятие имеет возможность создавать реальность. Чаще всего мы думаем, что наше восприятие создается реальностью. Оглянитесь вокруг себя и обратите внимание на окружающие вас предметы. Все они существуют в реальности до того, как вы восприняли их. Но надежда — это особый вид восприятия: это восприятие того, чего еще не существует. Это восприятие того, что возможно.
И исследования показывают, что, когда у людей есть надежда, их цели с большей вероятностью становятся реальностью. В исследовании, опубликованном в журнале «Journal of Social and Clinical Psychology» в 2009 году, Фельдман и его коллеги попросили студентов колледжа назвать семь целей, которые они хотели бы достичь в течение следующих нескольких месяцев. Затем студенты прошли краткий психологический тест, известный как «Шкала надежды на достижение цели», по каждой из этих целей. Через три месяца их попросили оглянуться на список целей и оценить, насколько они продвинулись в достижении каждой из них. Результаты оказались простыми: те, кто больше надеялся на достижение цели в начале исследования, чаще сообщали, что достигли ее к концу исследования.
Это не потому, что надежда обладает магической силой. А потому, что когда люди верят, что цель, которая их волнует, достижима, они с большей вероятностью предпримут шаги для ее осуществления.
Такое понимание надежды контрастирует с поговоркой, которую вы, возможно, уже слышали: «Надежда — это не стратегия». Конечно, это правда, что сама по себе надежда не является стратегией: хотя это чувство может подбодрить нас, когда нам плохо, оно не сможет решить наши проблемы.
Но надежда — это больше, чем чувство. Это образ мышления, который подталкивает нас к действиям. Актер Джейн Фонда точно выразила эту точку зрения, сказав: «Надежда — это активизм».
Ее утверждение хорошо согласуется с наиболее широко изученной моделью надежды в психологии, известной как «Теория надежды». Хотя эту модель называют «теорией», она была подтверждена сотнями исследований с тех пор, как ее впервые предложил психолог К. Р. Снайдер в 1989 году.
Снайдер использовал стихийный подход. Когда он работал в Канзасском университете, в течение года он обращался к общественным лидерам, включая политиков, священнослужителей, педагогов и бизнесменов, и просил их назвать «самых надеющихся» людей, которых они знают, используя любое определение надежды. Затем он опросил столько людей из их списков, сколько смог. Он обнаружил удивительно простую, но сильную особенность надежды.
А именно, он понял, что надеющихся людей объединяют три общие черты — цели, пути развития и агентство (участие). Хотя Снайдер назвал эти три «компонента» надежды, более полезным будет считать их тремя условиями для развития надежды.
Во-первых, его собеседники имели четкое представление о своих целях и чувствовали приверженность этим целям. Другими словами, у них было что-то, на что они надеялись. Хотя слово «цель» обычно ассоциируется с формальными целями, такими как получение повышения или окончание школы, Снайдер заметил, что цели людей часто распределяются по многим сферам жизни: от карьерных достижений до социальных или даже духовных устремлений. На самом деле, цели, вдохновленные нашими глубинными личными ценностями, как правило, вызывают большую мотивацию и удовлетворение.
Во-вторых, у полных надежд собеседников Снайдера были образы путей — проще говоря, планы или стратегии — которые, по их мнению, позволили бы им достичь своих целей. Другими словами, они верили, что могут что-то сделать для достижения поставленных целей. Согласно теории надежды, зачастую люди бездействуют, потому что они не верят, что существует какой-либо способ достижения их целей, или, если путь и существует, то он кажется слишком длинным или трудным. Но люди, имеющие надежду, как правило, умеют разбивать сложные или трудные пути на множество более мелких шагов, которые можно выполнять по очереди. Однако они не питают иллюзий насчет того, что все их способы сработают. Они понимают, что плохое может происходить и часто случается. Поэтому, понимая, что какие-то из их планов могут быть заблокированы, они, как правило, стремятся испробовать множество различных вариантов.
Наконец, у опрошенных Снайдером была непоколебимая вера в свои возможности, которую он называл «агентством». Хотя они осознавали, что будет трудно работать над достижением целей, они все же верили в глубине души, что смогут достичь их, если будут продолжать пытаться. Как и в популярной детской книге Уотти Пайпера «Маленький паровозик, который мог» (1930), такие убеждения, как «я думаю, что смогу», подпитывали их надежду и побуждали к действию.
Другими словами, надежда — это далеко не наивное позитивное мышление, а реалистичный, но дальновидный набор убеждений, который стимулирует наши усилия по достижению лучшего будущего. Как выразился Барак Обама в названии своей книги «Смелость надежды» (2006), надежда дерзка. Она предполагает холодный и жесткий взгляд на реальность, но тем не менее исполненный смелости, чтобы поверить в то, что лучшее будущее возможно. Кто-то может назвать это безрассудством (синоним дерзости), но многие цели, которые люди когда-то считали невозможными, оказались достижимыми. В прошлом веке люди научились летать, высадились на Луне, объединили земной шар в сеть и искоренили или значительно сократили масштабы некогда широко распространенных болезней, таких как полиомиелит и оспа.
С начала 1990-х годов сотни исследований показали, что эта форма надежды прочно связана с психологическим и физическим благополучием.
Ученые относительно просто изучают связь между надеждой и психическим здоровьем. Как правило, исследования включают в себя измерение уровня благополучия среди больших выборок людей, а также один из небольшого арсенала психологических тестов надежды — чаще всего тест, известный как «Шкала надежды». Возможно, нет ничего удивительного в том, что такие исследования показывают, что большая надежда связана с более низким уровнем депрессии и тревожности. Во многих отношениях надежда противоположна таким чувствам. В то время как депрессия часто заставляет людей верить, что они ничего не могут сделать для улучшения своей жизни, когда люди испытывают надежду, они склонны верить в обратное. Если бы тревога могла говорить, она могла бы сказать примерно следующее: «Плохие вещи приближаются, и нет способа остановить их». Надежда, с другой стороны, могла бы ответить: «Даже если случится что-то плохое, вы сможете справиться с этим и, возможно, достигнете наиболее важных целей».
Все больше исследований связывают надежду с улучшением физического здоровья. Люди с высокой степенью надежды чаще, чем их сверстники с низкой степенью надежды, не курят, регулярно занимаются спортом и питаются более здоровой пищей. После серьезной травмы они с большей вероятностью полностью посвятят себя реабилитации и впоследствии вернут себе большую работоспособность.
Надежда также связана с более успешной адаптацией к болезни людей с серьезными заболеваниями, включая парализованных вследствие травмы спинного мозга и подростков, получивших серьезные ожоги. В одном простом, но наглядном исследовании связи надежды и боли ученые попросили людей заполнить шкалу надежды, а затем пройти через так называемый «холодный пресс»: погрузить неведущую руку (обычно левую) в ванну с ледяной водой и держать ее там как можно дольше. Люди с высокой степенью надежды держали руки погруженными в воду почти на 30 секунд дольше, чем их коллеги с низкой степенью надежды, в среднем около 2 минут. Это очень долго, учитывая, что уже через 3-4 минуты рука обычно немеет и может произойти повреждение тканей.
Такая большая терпимость к боли может быть, по крайней мере частично, результатом более низкого уровня катастрофизации боли — склонности к размышлениям о болевых ощущениях. Дело не в том, что люди с высокой степенью надежды не замечают боли. Они замечают ее. Просто они могут больше сосредоточиваться на целях, которые они пытаются достичь. Учитывая, что то, на чем мы фокусируемся, наше восприятие усиливает (а то, на чем мы не фокусируемся, становится слабее), это может привести к снижению уровня воспринимаемой боли. Это своеобразный психологический эквивалент взгляда в сторону, когда нам ставят укол в руку.
В дополнение к этим выводам есть новые доказательства того, что надежда влияет на продолжительность жизни людей, больных раком. Вместе с нашими коллегами Мари Бакитас, Джеем Халлом и Марком О’Рурком мы недавно повторно проанализировали базу данных более 500 пациентов с поздними стадиями рака, получавших паллиативную помощь. Мы разделили выборку на две большие группы — пациентов с высоким уровнем надежды и пациентов с низким уровнем надежды — и исследовали, живут ли дольше пациенты, у которых выявлен более высокий уровень. Важно отметить, что в этом исследовании мы не смогли использовать обычную шкалу надежды (упоминавшуюся ранее), поскольку были ограничены повторным анализом уже собранных данных. Вместо этого мы определили, кто из людей обладает высоким, а кто низким уровнем надежды, по их ответам на три простых вопроса, в которых им предлагалось оценить, насколько они согласны с утверждениями типа «Я чувствую надежду». К нашему удивлению, те, кто оценивал уровень своей надежды выше, как правило, жили дольше, чем те, кто оценивал его ниже.
Стоит иметь в виду, что люди, участвовавшие в этом исследовании, были очень больны. У всех них была последняя стадия рака, которая, по оценкам врачей, могла унести их жизни в течение года или двух. Предположительно, большинство из них знали, что излечение невозможно. И все же надежда определяла более длительную жизнь даже в таком состоянии. Так в чем же заключалась их надежда?
Этот вопрос может показаться бессмысленным, если мы предположим, что «надежда» и «излечение» означают одно и то же. Но определение надежды, данное Снайдером, показывает, почему это не обязательно так. Надежда может существовать всегда, когда у людей есть цель, которая их волнует, когда они верят, что существуют пути, которые могут привести к этой цели, и когда они чувствуют себя способными к самореализации.
Конечно, надежда может быть нацелена на излечение, учитывая последние достижения в области лечения онкологических заболеваний. Более того, люди, конечно, иногда живут дольше, чем ожидают врачи. Но когда излечение невозможно, несмотря на все усилия врачей, пациентов и семей, это не означает, что надежда также невозможна.
Читайте также
— «Депрессивный разум»: как справиться с негативным мышлением
— «Да, но вдруг?..»: как справиться с генерализованной тревогой
Несколько лет назад Фельдман и его ассистенты посетили дома десятков людей с последней стадией рака, которые выбрали хоспис. Поскольку получение хосписной помощи обычно означает прекращение лечебных мероприятий, им было интересно узнать, сохраняют ли эти пациенты надежду. Они провели опрос по шкале надежды и обнаружили, что уровень надежды у этих пациентов был таким же высоким, как и у людей, продолжающих получать лечение, хотя только треть из них заявили, что ставят перед собой цель вылечиться. На что же они надеялись? Они говорили о самых разнообразных и прекрасных надеждах, включая «возобновление моего хобби — цифровой фотографии», «полет на вертолете», «написание книги о своей жизни», «проведение времени с внуками», «передача миру того, что у меня есть» и «наслаждение остатком дней». Для этих пациентов надежда сияла даже в ситуации, которую другие люди могли бы счесть безнадежной.
Один из пациентов, назовем его «Нед», возможно, лучше всего иллюстрирует надежду в этом контексте. Человек с огромным чувством юмора, он всю свою жизнь коллекционировал анекдоты. На самом деле Нед знал их более 1000. «И это не считая пошлых», — часто говорил он с ухмылкой. В возрасте 84 лет, когда сердечная недостаточность, с которой он жил уже несколько лет, стала прогрессировать все быстрее и Нед больше не мог ухаживать за собой дома, он поступил в стационарный хоспис. Однажды поздно вечером одна из сотрудниц обнаружила его тихо плачущим в своей комнате. Когда она осторожно спросила Неда, о чем он думает, он ответил: «Все мои шутки умрут вместе со мной. Мои внуки никогда их не услышат».
В ответ она предложила Неду начать записывать их и дала ему блокнот и ручку. С радостью и энтузиазмом он заполнил шутками каждую страницу. Однако к тому времени, когда ему дали вторую тетрадь, он стал слишком слаб, чтобы писать. Поэтому сотрудники хосписа по очереди сидели у его постели и записывали под диктовку. Затем, примерно через неделю, Нед обратился с необычной просьбой. «Я хочу выступить с комедийным номером», — сказал он. Команда по уходу с энтузиазмом согласилась. В течение следующих нескольких дней его настроение значительно поднялось, пока он готовился. Затем, 72 часа спустя, наступил ответственный момент. Почти весь персонал собрался вместе с другими пациентами, чтобы послушать выступление Неда. Со своей кровати, которую выкатили на колесиках в коридор, он выступил с потрясающим номером. Его зрители были в замешательстве, а его лицо сияло от радости. В тот момент и в последующие дни у него были все условия для укрепления надежды: цель, которая была действительно значима для него, способ ее достижения и способность воплотить ее в жизнь. Хотя Нед умер всего через неделю, он знал, что преподнес своим слушателям — и себе самому — самый значимый подарок, который только можно себе представить.
Большинство из нас с трудом представляют себе, каково приходится Неду и другим пациентам с неизлечимыми заболеваниями. Но тот факт, что они могут испытывать надежду, показывает нам, что двойная связь, о которой мы говорили в начале этой статьи, является ложной. Знание правды, даже если она мрачна, не исключает возможности испытать надежду. Надежда возможна даже в тяжелых обстоятельствах.
Это понимание, возможно, более важно сейчас, чем когда-либо прежде. Несомненно, последние два года стали для многих людей одними из самых травмирующих за последнее время. 11 марта 2020 года Всемирная организация здравоохранения объявила COVID-19 пандемией. С тех пор миллионы людей стали жертвами этой ужасной болезни. На этом фоне наш мир также страдает от продолжающейся расовой несправедливости, политических волнений, стихийных бедствий и многих других бедствий. Немногие используют слово «надежда» для описания времени, в котором мы живем. Вместо этого на ум приходят такие слова, как «трагический» и «душераздирающий». Люди напуганы, опечалены, рассержены и убиты горем.
Ясно, что надежда не положит волшебным образом конец расизму, не искоренит COVID-19, не вылечит рак и не приведет к мгновенному достижению каких-либо других важных целей. Но активная надежда часто является психологическим двигателем, который заставляет людей прилагать усилия для достижения этих целей. Как писала эссеистка и активистка Ребекка Солнит в газете The Guardian в 2016 году:
«Ваши противники хотели бы, чтобы вы верили, что все безнадежно, что у вас нет сил, что нет причин действовать, что вы не можете победить. Надежда — это дар, от которого не нужно отказываться, это сила, которую не нужно отбрасывать».
Независимо от того, кто или что является вашими противниками в жизни, надежда — это не то, от чего вы должны отказываться, никогда.
Всякий раз, когда вы чувствуете безнадежность, спросите себя, что вы можете сделать, чтобы создать условия для надежды в вашей жизни и в окружающем вас мире. Какие цели имеют для вас значение? Какими шагами — пусть даже небольшими — вы можете двигаться к этим целям? И что вдохновляет вас на активные действия, на то, чтобы продолжать идти вперед, даже когда все невообразимо трудно?
Когда Мелани вошла в кабинет доктора Тамики, она не узнала собственную походку. Ее неуверенные шаги не были похожи на ее обычную уверенную поступь. Доктор Тамика из тех врачей, которые пришли в медицину не просто для коммуникации с пациентами, а для душевного общения с ними, поэтому уловила страх Мелани. Но даже в страхе может быть возможность для надежды, подумала она.
«Я знаю, что вы боитесь, и я не виню вас за это, — сказала доктор Тамика. То, с чем вы столкнулись, — одно из самых тяжелых раковых заболеваний, которые я знаю. Но мы постараемся сделать все возможное, чтобы победить рак. И, возможно, нам это удастся. Но, что бы ни случилось, я не оставлю вас с этим наедине. Чего вы хотите от своей жизни сейчас?».
Слова доктора Тамики были не просто обнадеживающими, они были именно тем, что Мелани нужно было услышать.
«Вы даже не представляете, как важно для меня услышать это от вас, — сказала она доктору Тамике. Я хочу сделать все возможное, чтобы победить рак, но я также хочу быть уверена, что боль будет контролируемой и что любое лечение, которое мы выберем, оставит мне возможность поставить галочки в списке моих желаний, на всякий случай».
В тот момент у Мелани появилась надежда. Это не была надежда, основанная на видении мира в розовых очках или предположении, что все волшебным образом сложится хорошо. Она знала, что излечение будет маловероятным. Но ее надежда была основана на чем-то более твердом, чем просто позитивное мышление: есть цели, к которым стоит стремиться, и кто-то, кто придет на помощь. В условиях жизненной неопределенности иногда это лучшее, о чем мы можем просить.
Читайте также Между страхом и чаянием: как надежда защищает мозг
Статья впервые была опубликована на английском языке в журнале Aeon под заголовком «Hope is not optimism» 20 января 2022 года.
Обложка: Густав Климт «Надежда II» (1907 -1908 гг., фрагмент)
«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.
Спасибо! Очень умный, красивый, актуальный проект! Большая редкость!