Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
В истории западной культуры Ван Гог существует как один из самых известных безумцев — наряду с Ницше, Арто и Эдгаром Алланом По, хотя до сих пор ведутся о споры о том, чем был болен художник. В философии он выступает как фигура, расчерчивающая грань между рациональным и безумным. Лана Узарашвили, исследовательница, философ, в рамках цикла дискуссий проекта ScienceMe «Диалоги у картин. Как смотреть на произведения искусства?» рассказывает о работе Ван Гога «Прогулка заключенных» и рассматривает ее в контексте критики психиатрии как института, уничтожающего силу жизненного порыва.
«И вот еще что радует меня: я замечаю, что другие во время приступов тоже слышат звуки и странные голоса, как я, и вещи перед их глазами тоже меняются. А это умаляет страх, который я почувствовал после первого приступа. Когда такое случается неожиданно, человека неизбежно охватывает беспредельный ужас. Когда же знаешь, что это просто симптом болезни, начинаешь воспринимать его спокойно, как и многое другое. Я неизменно возвращаюсь к этой мысли всякий раз, когда сталкиваюсь с другими помешанными», — писал Ван Гог своему брату Тео, находясь в психиатрической лечебнице в Сен-Реми.
Он попал в больницу после нескольких припадков, наиболее острый из которых произошел в декабре 1888 года, чему предшествовало беспокойство и нарушение сна. Гоген, живший вместе с Ван Гогом в Арле, свидетельствовал о плохом состоянии друга до того, как случился первый сильный припадок — Ван Гог очень страстно и безудержно пускался в рассуждения о философии и искусстве и поначалу прибытие Гогена привело художника в некоторое стабильное состояние. Выйдя из больницы в 1889 году, совсем вскоре Ван Гог опять был помещен туда с рецидивом. По описаниям состояний самим художником можно заметить, как стихийно он воспринимал болезнь: то он писал об ужасе, неясности в голове и невозможности работать, то указывал на спокойствие и нежелание выходить из больницы. До сих пор ведутся о споры о том, был ли Ван Гог действительно болен и была ли это эпилепсия, как привыкли об этом думать. В 1990 году в журнале Американской медицинской ассоциации было опубликовано исследование, в котором утверждалось, что Ван Гог на самом деле страдал от болезни Меньера, одними из главных симптомов которой являются головокружение и шум в ушах, которые часто случались с Ван Гогом. Тем не менее, в истории западной культуры Ван Гог существует как один из самых известных безумцев — наряду с Ницше, Арто и Эдгаром Алланом По. В философии он выступил как фигура-граница, расчерчивающая грань между рациональным и безумным.
Читайте также Гений и безумие через призму нейронауки
Несмотря на то, что Ван Гог не восставал против лечения, картина «Прогулка заключенных» может рассматриваться в контексте критики психиатрии как института, уничтожающего силу жизненного порыва. Антонен Арто, ненавидевший психиатрию, в 1947 году написал эссе «Ван Гог. Самоубитый обществом». Арто так же, как и Ван Гог, провел много времени в лечебницах и его творчество, как и творчество Ван Гога, недооценивали — например, Лакан считал, что человек с такой прогрессирующей болезнью ничего не сможет написать. В связи с этим у Арто сложилось критичное отношение к психиатрии как к карающей практике, которая, по его мнению, убила Ван Гога. Считая таких людей больными, психиатрия, по Арто, показывает свою собственную симптоматичность — одержимость нежеланием слышать собственную истину или истину о себе. Для этого люди создают изоляторы-лечебницы, куда помещают этот «неугодный материал», чтобы скрыть от своего взора себя же самих. Арто писал, что линейная, чистая живопись, которая пытается изобразить форму, готовый продукт, была отвергнута Ван Гогом в пользу судорожных беспокойных нарушений формы, то есть художник пытался выговорить изначальное и незатронутое коллективным сознанием «инертное», которое существует в запредельности. Арто пишет:
«Реальность неизмеримо выше любой истории, любого рассказа, любого бога и любой сюрреальности».
Эту реальность мог изображать Ван Гог и никто кроме него. Его мир — за пределами сознания и мозга, за пределами человеческого как мифа, организующего поток реального. Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер в «Диалектике Просвещения», вопреки расхожей точке зрения о мифе как о дорациональном состоянии мышления, утверждали:
«Уже миф есть Просвещение, и: Просвещение превращается, обратным ходом, в мифологию».
Арто считает, что интерпретация самоубийства Ван Гога как результата его безумия — тоже часть мифотворчества «гуманистического» общества, которое, вымещая истину безумия путем рационализации, отказало Ван Гогу в существовании.
Мишель Фуко, также обращаясь к фигуре Ван Гога и самого Арто, показывает, как они стали свидетельством открывшегося мрака, перед которым западный мир ставит себя под вопрос. XIX век для Фуко — поворотный момент, когда безумие вошло в пространство жизни. Если до этого момента область безумия была маркирована изолированным пространством лечебницы, которая выполняла по большей мере юридическую роль, то есть охраняла разум от неразумия, проводя между ними черту. То в XIX веке происходит снятие этой жесткой границы, за счет чего безумец входит в мир разума — Фуко демонстрирует этот сдвиг при помощи произведения Дени Дидро «Племянник Рамо», изданного в 1805 году. Рамо — шут, чудак, своего рода ничтожество. Кажется, что он совершенно лишний в мире разума, но Фуко показывает, что чудак — предмет первой необходимости для разума, который конституирует себя в обладании безумием. Поскольку разумные люди распоряжаются неразумными, помещая их то в один социальный институт, то в другой, делая их подручными, они как бы присваивают себе это безумие. Фуко говорит: «Неразумие становится разумом разума», т.е. все безумцы это именно безумцы разумного человека. Он не может жить без своих безумцев. Почему?
Читайте также Страсти Мишеля Фуко: надзирать и наказывать
Творчество Ван Гога является одним из ответов на этот вопрос. Можно помыслить его работы как акт самоуничтожения в пользу открытия некоей основы бытия, то есть пустоты наличного, отсутствия кода, несформулированности. Он высвечивает для разумного мира его сущность. Фуко считает, что несмотря на неприятие миром творчества безумца, его патологизацию, тем не менее именно оно способно вырвать мир из своих оков в сторону самопреодоления и, возможно, развития. В 1888 году Ван Гог отрезал себе ухо, положил его в конверт и отдал проститутке Рашель. Философ Жорж Батай обратился к этому сюжету, обнаружив в нём то, что стоит за пределами патологических объяснений. Связывая акт самоувечья и тягу художника к солярности (желтый цвет, подсолнухи), Батай приближается к объяснению этого через концепт жертвоприношения. В этом действии человек, лишающий себя какой-то части тела или нарушающий его целостность, осуществляет нечто вроде трансгрессивного акта — то есть пробрасывание себя за пределы себя в этом пульсирующем поклонении солнечному свету. Как говорит Батай: в жертвоприношении как в акте инициации происходит «разрыв персональной гомогенности, вышвыривание вовне себя некой части самого себя…». Ван Гог, таким образом, производит акт двойного отрицания: он и преодолевает себя как заключенного в рамки безумия, раскрывая истину мира этому самому миру — а именно показывает ему его безмерность, от которой он систематически отказывается, распределяя себя на ячейки; и разжижает схемы, по которым существует сам мир, отдавая ухо в руки проститутке — той, которая удерживает в себе напряжение присутствия (проститутки были всегда) и отсутствия (проституция — безнравственная зона). То есть объединяется в этом акте дара себя с «темной» стороной жизни, вымещенной за пределы рационализации мира «хорошими манерами». Картина «Прогулка заключенных» является всплеском, в котором Ван Гог выявляет, что никакая изоляция не способна избавить мир от своего безумия.
________________________________________________
Текст подготовлен в рамках цикла дискуссий «Диалоги у картин. Как смотреть на произведения искусства?» просветительским проектом ScienceMe в рамках фестиваля «Пятницы в Пушкинском».
