Страх, мрак, жуть: как психология, культура и наука исследуют зловещее и пугающее


Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.


Состояние саспенса, зловещее в кино и нашей психике, страх перед двойниками, смертью и потусторонним: сделали подборку материалов, в которых психологи, ученые и культурологи изучают пугающее.

Нейротриллер: как мастера саспенса управляют нашими эмоциями

«Тревожная неопределенность и удивление, желание и стремление, смех и страх, сочувствие и отвращение»: профессор медиаисследований из Амстердамского университета Патрисия Пистерс рассказывает, за какие ниточки нас дёргают мастера саспенса, как Хичкок исследовал страх и какие приемы и сюжетные элементы он использовал, чтобы управлять нашими эмоциями, каким образом современные создатели фильмов перешли от сюжетных хичкоковских ходов саспенса к прямому воздействию на наш мозг, и, наконец, что такое «нейротриллер», когда появился этот киножанр и в чём секрет его мощного воздействия на нашу психику.

«Но разница между классическим триллером и нейротриллером заключается не только в разнице между сюжетом, движимым событиями, и сюжетом, движимым героями. Нет необходимости и часто нет возможности идентифицировать героев и вообще взаимодействовать с ними в начале нейротриллера. В современном кино нам часто отказывают в установочных кадрах и вводных сценах, помещающих героев в контекст повествования. Брошенные в середину запутанной ситуации, мы сначала включаемся на непосредственно первобытном уровне, выраженном через кинематографическую эстетическую площадку для эмоционального разума: крупный план, зернистость изображения, цвета, звуки – все они могут иметь непосредственное влияние без участия каких-либо событий или героев. Нейротриллер воплощает эмоции фильма – так же, как наше тело воплощает эмоции сознания».

Зловещее: Зигмунд Фрейд о жутком, давно знакомом и вытесненном

Леденящий страх перед мёртвыми, духами и двойниками, сомнения в собственном Я, роковые повторения: Зигмунд Фрейд рассказывает, что такое зловещее, и объясняет, при каких условиях давно знакомое становится жутким и пугающим, какие первобытные представления и страхи, вытесненные импульсы и желания порождают зловещее и при чём здесь нарциссизм и инфантилизм.

«Анализ случаев зловещего привел нас к древнему анимистическому мировоззрению, отличительные признаки которого — наполнение мира духами людей, нарциссическая переоценка человеком собственных душевных процессов, всемогущество мысли и построенная на нем магическая техника, наделение тщательно отмеренными магическими силами других людей и вещей (мана), а также всевозможные творения фантазии, которые неограниченный нарциссизм этого периода человеческого развития выставляет в качестве защиты от неоспоримых притязаний реальности. Кажется, все мы в своем индивидуальном развитии прошли соответствующую этому анимизму первобытных людей фазу, и ни у одного из нас она не прошла, не оставив после себя каких-то способных еще проявиться остатков и следов, так что все, кажущееся нам сегодня зловещим», обусловлено тем, что восходит к этим остаткам анимистической душевной деятельности и побуждает их проявиться».

От Сизифа до зомби: как наш страх перед вечностью отражается в культуре

Писатель, режиссёр и преподаватель писательского мастерства из Беркли Дэвид Андрю Столер поразмышлял на страницах Aeon, почему образ зомби неизменно вызывает страх у человека, что общего у современной страшилки о живых мертвецах и древнегреческих мифов и чего мы боимся больше на самом деле — смерти или вечной жизни.

«Греки тоже знали, что «навсегда» — это могущественно долгое время. Для них жизнь вечная была возможностью достичь садизма поистине олимпийского уровня. Сизиф, Тантал, бедные Данаиды, которые всего лишь не захотели подчиниться воле богов и выйти замуж за своих двоюродных братьев, — наказание для них (и в целом в древнегреческих мифах) состояло не только из боли, голода и неустанных дел, оно должно было быть непременно бесконечно повторяющимся. Это более грандиозная версия нашего собственного ежедневного кошмара: вы можете совершать ежедневные поездки на работу, сортировать документы, возить детей на обед — сегодня и, возможно, завтра, снова и снова… А что если всегда? И именно это пытка для апейрофоба: невыносимое время, день за днем, плетет нить будущего, длину которой мы даже не можем представить себе».

Страх конца: четыре истории бессмертия, которые мы рассказываем себе

В психологии одной из базовых экзистенциальных тревог считается страх смерти. Во все времена люди пытались найти некий «секрет» для продления жизни и поиска в ней дополнительных смыслов. Как утверждает Стивен Кейв, преподаватель Кембриджского университета, таких «уловок» нашлось не так уж и много: из поколения в поколение человечество эксплуатирует всего четыре универсальные «истории о бессмертии» — от надежды на воскрешение до идеи души. Разбираемся, что это за истории, какие формы они принимают в науке, философии и мифологии и какой нестандартный вариант бессмертия нам предложил Людвиг Витгенштейн в XX веке.

«Нам необходимо рассказывать себе истории, которые бы опровергали реальность и позволяли справиться с парализующим страхом смерти. В социальной психологии это называется «Теорией управления страхом» (Terror Management Theory, TMT), согласно которой люди используют истории, культурные ценности, системы символов, чтобы облегчить страх перед смертью».

Иррациональное зло: почему у главных злодеев массовой культуры одинаково-дьявольский смех?

В The Journal of Popular Culture вышло эссе Йенса Къелдгаард-Кристиансена – специалиста по коммуникациям Орхусского университета Дании. В нем автор задается вопросом происхождения зловещего смеха в литературе и кино и разбирается, почему он имеет такое сильное эмоциональное воздействие на зрителя и за что зловещий смех так любят авторы поп-культурных историй с черно-белой моралью, направленных на простодушного потребителя.

«Мы доверяем смеху, который слышим. В отличие, например, от речи – герой может лгать очень правдиво, даже в детских произведениях. Садистский и злорадный смех, в отличие от монолога или диалога, оставляет очень мало места для двусмысленности. Когда мы слышим его, то не сомневаемся в истинности мотивов злодея. Такой смех особенно пугает, потому что полностью противоречит его привычной просоциальной функции – выражению расположения. Ведь обычно смех возникает спонтанно во время дружеской беседы или другого взаимодействия и служит укреплению социальных связей».

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Обозреватель:

Подписаться
Уведомить о
guest

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: