Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
Трагическое расставание девочки с шариком стало визитной карточкой Бэнкси в Амстердаме, Флоренцию язвительный художник покоряет намеком на анархию и политический протест. Рыцарь в респираторной маске и автор едких замечаний по адресу мировой закулисы здесь выражает свой протест цветным букетом, замахиваясь им, как файером, в византийские окна трехуровневого палаццо Медичи. Сочетание букета и движения в сторону окон напоминает скорее о признании в любви к этому алькову интриг. Меланхолическая девочка на фоне стен, в которых обсуждались выходящие далеко за пределы человеческой жизни интересы церкви, смотрелась бы бледно. Разбираемся, как Италия изменяет характер творчества Бэнкси.
Тяжелый, мощный, годящийся для колки орехов подбородок Лоренцо Медичи, покрытый щетиной — лицо флорентийской власти XV века. Почти теми же словами можно описать фасад палаццо, с одной дополнительной деталью: палаццо — лицо рода, его скуластые стены противопоставлены ратуше (Палаццо Веккьо), старому дворцу, ставшему плахой для политических противников Лоренцо. С туристической точки зрения обыкновенный квадратный дом, как в Петербурге, на деле — портрет взаимоотношений власти и капитала. Родовой портрет современных взаимоотношений.
«Человек, бросающий цветы» (Бэнкси), Внутренний двор палаццо Медичи-Риккардо
В этих стенах ковался дух католического благородства Италии не менее, чем в стенах Ватикана: на первом этаже камень выдавлен глубоко, на втором мелко, на третьем стыки заделаны, фасад выглядит отполированным — настолько тесно приталены друг другу камни. Для Козимо Медичи такой проект дворца, предложенный архитектором Микелоццо ди Бартоломео, значил новое общественное положение «наравне с отечеством» и одновременно позволял выстроить репутацию скромного распорядителя власти, «гонфалоньера справедливости».
Конструкция его влияния приобретала политическую прочность гаранта конституции. Его дворец уклончиво отходит от рельефного Ренессанса во внешних изысках и показывает, что у Флоренции есть серьезная мужская суть. Фасадом этого дворца Козимо обращал на свою сторону народ флорентийской республики. Скромнее папы римского — становилось девизом дома Медичи. Ему перестает быть интересен архитектор, умевший облачить свои купола в папский бархат. Политическая прочность — то, что не сумел учесть гениальный Брунеллески.
Что соединяет Козимо и Бэнкси?
Оба сумели сыграть на обычном грехе гордыни, на неуважении человеком власти человека улицы, и за палаццо Медичи последовала выставка в Милане, обнажившая зубастый нрав уверенного в себе анархиста, в его биографии перекресток двух исторических столиц политики и моды можно считать поворотным. Теперь Бэнкси можно официально назвать первым художником стрит-арта, проявившим деловую хватку. В Милане Бэнкси отличился, придумав капризную шалость, — от его имени компания Pest Control через суд затребовала соблюдения авторских прав. Сам Бэнкси своими фанатами был сразу уличен в нарушении анархических убеждений. Шредер проглотил его же собственные слова: «авторское право для неудачников».
Все было бы так, если бы не второе обстоятельство, обманувшее когда-то Брунеллески. Шарм достигается стилем — не деньгами. Это золотое правило носит имя Лоренцо Великолепного. Подать в суд там, где всё разменивается на ярлыки и бирки, в стране, где все апеллируют к Риму, а живут, как в Неаполе — это вызов устоявшемуся порядку и, значит, позволено анархисту. Не исключено, шары в гербе Медичи значат именно это — жонглирование правилами. Флоренция — мир наших древних, неотступно преследующих нас трагедий. Не появиться здесь — для Бэнкси значило бы упустить шанс исторического столкновения с высокой властью. Все зигзаги новейшего времени органично ложатся на матрицу Медичи.
Художника волнует, и он находит этому выход в емких тезисных полотнах, вневременное состояние трагедии, согласно его философии в современном искусстве, особенно уличном, в глаза бросаться должен целый конгломерат проблем… И кто-то из организаторов догадывается усилить эхо, разглядев в этих толстых стенах — образец тончайшего пиара. Враги должны были забыть, что отец Козимо Джованни Медичи ради денег церкви надел на голову криминального авторитета Бальтазара Коссы папскую тиару. Но самое главное итальянское приключение Бэнкси — Неаполь.
Апокалипсис как последний день распродажи
Взгляд на Апокалипсис у Бэнкси имеет вид наглядного еретического трактата: монахи, закрытые капюшонами, смиренно молятся у витрины аутлета. Наводит на мысли, что скидку не купишь и, тем более, не вымолишь. Вслед за Станиславом Ежи Лецем и Френсисом Фордом Копполой Бэнкси дает свою оценку перспективе человеческого бескорыстия: «Sale ends today». И это граффити помещается под своды дворца Медичи, внук которого, тоже Козимо, поднимает час Страшного суда усердием Джорджо Вазари под купол храма. Выходит, Брунеллески облегчил купол Санта-Мария-дель-Фьоре, чтобы Козимо-младший с помощью Вазари задавил внушаемую аудиторию психологически. Заигрывание с атомной бомбой отходит на второй план.
Козимо Медичи (внук) уводит Апокалипсис из-под носа у Б-га. Написанный баллончиком по штукатурке сюжет нового евангелия от Бэнкси перекликается с другим его граффити, ставшим теперь достопримечательностью Неаполя. На родине преступной группировки Каморра, о которой в 2019 году снят фильм-лауреат Берлинского кинофестиваля «Пираньи Неаполя» — защитным стеклом от вандалов удалось спасти уникальный образ Мадонны. Образ, где в ореоле, привычно изображаемом над головой святой девы, задиристый художник поместил револьвер — его спусковой механизм и узнаваемый барабан. Акт легализации из грязи в защитники идеалов.
Бэнкси двигается от лаконичного, локализуемого, к всемирному.
Внутренний двор по стенам украшен гербами разветвленной династии. Козимо Медичи отдал предпочтение архитектору, хорошо знавшему, во что должны быть облачены идеалы. Единственное сооружение, равное дворцу Козимо по силе — церковь Орсанмикеле. Её прихожане, не имевшие гербов, служили главной опорой в конфликтах за власть, а стены на верхних этажах — зернохранилищем. Находчивый Микелоццо ди Бартоломео ясно видел свою задачу — уравновесить репутацию с Орсанмикеле.
Представляя Мадонну носительницей смерти, и Апокалипсис последним днем распродажи индульгенций, Бэнкси надавливает на самую болезненную точку, напоминает неаполитанцам о мелких делишках Каморры, флорентийцам — о взлете Медичи и всем остальным — о том, что не во чреве Мадонны произошла термоядерная реакция, а к этому приложил руку конкретный Энрико Ферми. Остается ожидать, что Папа Франциск благословит Бэнкси и это станет завершающим этапом, венцом покорения им Италии.
