Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
Обычно имя Освальда Шпенглера ассоциируется с его главным трудом — книгой «Закат Европы» (1918), где он предрек гибель западноевропейской цивилизации. Однако главное в наследии Шпенглера — не его пророчества, а концепция истории культур. Шпенглер видит культуру как организм, в котором все сплетено и находится во взаимосвязи, и считает, что у каждой великой культуры есть своя душа и свои прасимволы: в египетской — идея пути и вечности, в греческой — материального тела, формы, а в западной — идея расширения, бесконечности. Но чего не хватает западной фаустовской душе? Как и для чего она пытается обрести власть над настоящим? И почему культура и цивилизация находятся друг к другу в оппозиции, а Шпенглер рассматривает цивилизацию, покоящуюся на комфорте, – стадией умирания культуры? Разбираемся вместе с культурологом, преподавателем МГУ Олегом Комковым в очередной лекции из цикла «Теория культуры» Лекция из курса «Теория культуры», прочитанного О.А. Комковым бакалаврам отделения культурологии факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова в 2017/18 учебном году, публикуется в записи выпускницы бакалавриата Влады Волковой. Конспект сохраняет манеру и особенности устной речи лектора. Цитаты, которые зачитывались, восстановлены и приведены в соответствии с первоисточниками. Текст просмотрен, в некоторых частях отредактирован и авторизован О.А. Комковым..
Освальд Шпенглер (1880 – 1936) был первым, кто в ХХ веке продолжил традицию осмысления культуры как истории. О нем долгое время никто ничего не знал. В молодости он защитил диссертацию о Гераклите, потом работал простым учителем в гимназии. Где-то в 1911 году получил наследство, что позволило ему не работать, сидеть дома и читать книги. Писал он, однако, и кое-что свое. Это свое и принесло ему славу.
В 1918 году вышел «Закат Европы», и всей Европе «снесло крышу». Часто связывают успех книги Шпенглера, где он предрек гибель западноевропейской цивилизации, с тем, что он осмыслил Первую мировую войну. Книга оказалась созвучна трагическому духу времени. Однако главное в «Закате Европы» не пророчества Шпенглера (они к тому же не сбылись), главное – его концепция истории культур и то, в каких понятиях и образах он представляет свой взгляд.
Читайте также «Закат мира»: чем опасны идеи конца и упаднические настроения?
Шпенглер написал красивое философско-художественное произведение. В нем больше художественности, чем научности. Из-за этого Шпенглеру не раз адресовались и до сих пор адресуются упреки. Мол, он по сути не ученый, а фантазер. Нет у него доказательности и наукообразной стилистики. Подобного рода критика антинаучности бьет мимо цели, потому что науку Шпенглер видел. Его взгляд возвращался к более древним традициям научного знания. И у него была основательная философская выучка.
Именно его книга вносит важный вклад в понимание того, что теория культуры не наука в новоевропейском смысле слова. Мы собираемся здесь не ради науки, а для души. У Шпенглера главное понятие – душа культуры. Мы собираемся здесь ради души культуры.
Шпенглер понимал, что культура – феномен, который невозможно определить. Характеризует ее через образы и метафоры. Часто называет ее организмом, сравнивает с человеком, искусством. Но определения культуры мы у него не найдем. Это нечто непостижимое, таинственное, лежащее между жизнью и смертью. В основе культуры – жизнь как источник энергии. Неиссякающий порыв (тема, уже прозвучавшая у Ницше, а также, например, у Бергсона). Жизнь проявляет себя в разнообразных формах, часто во взаимодействии со смертью. И каждый раз это происходит по-новому.
Культура – это бесконечная протянувшаяся во времени череда попыток человека воплотить борьбу жизни и смерти в образах, символах, социальных, политических формах и так далее. Это попытка человека раскрыть саму сущность жизни и прожить ее осмысленным и неповторимым образом.
Впрочем, культура у Шпенглера осмысляется и историко-хронологически, схематически. У него 8 «великих культур»: египетская, вавилонская, античная (греко-римская), арабская (арабо-византийская), индийская, китайская, западноевропейская, мексиканская. Есть еще «русско-сибирская» – это только зарождающаяся культура.
В более широком смысле культура – некий неповторимый и загадочный вариант взаимодействия жизни и смерти, духа с материей. Культура понимается через душу. У культуры есть душа, как и у человека. Впрочем, нельзя сказать определенно, что такое душа у человека и действительно ли она у него есть, но мы привыкли так говорить. Культура – тело, в которое облекается душа, чтобы стать зримой. Античный принцип явленности как изваянности, скульптурно оформленного. Душа без тела не могла бы существовать. Именно в силу непостижимой взаимосвязи души и тела, культура предстает Шпенглеру как организм. Он изначально и абсолютно загадочен и таинственен. Его можно, конечно, мысленно (и не только) разделить на части, но потом не собрать. И как в любом живом организме, в культуре существуют опознаваемые, но до конца непостижимые формы сродства между структурами политическими и математическими, религиозными и техническими, музыкой и математикой…
В каждом варианте развития идеи жизни сродство это особенное: организм рождается особенный. За все ответственен неповторимый склад души. Что-то такое, что в определенный момент пробуждается. Ключевая идея: тот момент, существующий вне времени, когда душа культуры впервые пробуждается к жизни от «прадушевного состояния». Из прадушевного состояния пробуждается душа как лик из пучины безликого…
Лик определим только через себя. Лик всегда абсолютно неповторим. Имеет в своей основе не столько законы, сколько некую непостижимую всеохватывающую тайну.
Что можно с ликом сделать? Смотреть как на тайну. С тайной ничего нельзя сделать, можно только погружаться в нее.
Метафора облика важна, потому что она указывает на целое. Облик мы не раскладываем на составляющие. Также и лицо культуры не раскладываем. В нем проявляется душа.
Понимание – попытка более-менее ясно увидеть действительность той или иной культуры в языке ее форм. Там можно различить нечто мерцающее, но в то же время и достаточно определенное, что позволит увидеть «прасимвол» культуры.
Прасимвол – нечто, что в пространственно-чувственной форме выявляет неповторимое своеобразие души культуры в ее зародыше, в ее исконном замысле. Когда душа пробудилась к жизни и начинает воплощаться в теле, это происходит на земле. Шпенглер обращает на это внимание. Культура определенным образом вписывается в ландшафт, пространство и время. Помните, какую роль придавал этому Гердер? Шпенглер расширяет эту идею, следуя уже сложившейся традиции.
В недрах души заключен образ, который может быть представлен в виде ландшафтной метафоры. Человек (и человечество) без окружающего его ландшафта немыслим. Он – существо, вписанное в ландшафт, не потому что так придумали семиотики, а потому что вся его жизнь и ощущение, кругозор его, в прямом и переносном смысле зависит от того, какой вокруг ландшафт. Это не то, среди чего живет человек и частью чего он является; наоборот, скорее, ландшафт является частью человека. Человек продолжен в пространстве, в земле, в том, что над ней. О том, как человек реализуется в определенной ландшафтной перспективе, говорит зародыш души.
Нам особенно интересна часть книги о прасимволах некоторых из великих культур: египетской, античной, арабской, западной.
О египетской культуре Шпенглер пишет, что в недрах ее души угадывается прасимвол дороги. Душа египтянина видится шествующей по определенной предначертанной тропе. Поступь странника, движущегося в заданном направлении. Дорога не кончается. Шпенглер знал о древнеегипетской культуре меньше, чем мы. Но у него была сильная интуиция. Речь о дороге, которая как ландшафт собирает вокруг себя все пространство. Пространство жизни, не знающей смерти. Шпенглер видел дорогу во всех зримых египетских формах: это стены храмов, ряды статуй, письмо, фигуры, изображенные в одном направлении.
Знаменитое сравнение: пирамиду видел как треугольник стрелки, указывающий вектор движения. Стрелка, указывающая на «конец» пути.
Шпенглер писал, что египетская душа для нас непостижима не потому, что нам мало известно. Для душ культур он находит образные эпитеты. И вот, египетская душа – отважная. Если ты странник (шествующий предначертанной тропой), это значит, что позади и впереди какая-то неизвестность.
В египетском восприятии времени Шпенглер тоже видел идею дороги. У египтянина была память о прошлом, свойственна ему была и забота о будущем. Вероятно, он немного преувеличивал значимость заботы о прошлом. Историзма у египтян не было – фиксировались преимущественно хозяйственные вещи. Египтянин одержим идеей вечности – такой, что она питает собою время. В наше время Ян Ассман напишет о том, что это мемориальная культура. Пирамиды, гробницы, памятники – память как послание. Но этот выдающийся египтолог и культуролог появится много позже.
И все же Шпенглер видел дорогу не так примитивно, как это может предстать при невнимательном чтении. Не как геометрию точек. В каждом моменте шествия странника по дороге соприсутствуют прошлое, настоящее и будущее. Сама идея памяти – идея вечности. Память отменяет время как последовательность этапов. Она – синоним вечности. Забота о загробной жизни – все зримые формы заботы – память, направленная в будущее. Видимый знак вечности во времени. Это было страстью египетской культуры. Памятники в контексте заупокойного культа свидетельствуют о том, что египетская культура одержима вечностью. Тогда дорога превращается в гораздо более емкий символ. Главное – дорога собирает все остальное вокруг себя. Это основная сила, оформляющая египетский ландшафт. Это отличает египетское пространство от, например, скитаний Одиссея…
Шпенглер идет «от частного к общему», чтобы представить нам лик, не разложимый на части. Целое раньше своих частей, не складывается из суммы частей. Его можно и нужно видеть сразу и изначально целиком. Чтобы это сделать, нужно всмотреться в отдельные части. На вульгарном языке многое из сформулированного Шпенглером – это «притягивание за уши». Но если ты по-настоящему увидел, скажем, дорогу, а не придумал «образ» – это некое продолжение зрения, продолжение тебя в зрении. Египетский ландшафт структурирован линией, собирающей все вокруг себя. Ее-то Шпенглер и видел.
Античная культура. Стоит заметить, что написанное Шпенглером о той или иной душе древней культуры касается во многом и любой другой культуры, которая была или будет, и касается каждого отдельного ее представителя. Примерять к себе нужно идеи культур.
Прасимвол античной культуры – материальное тело, ограниченное в пространстве. Отделенное от других тел. Для грека реальны только тела. Античность начинается с греков.
Шпенглер видит интуицию тела во всем – небольшой характер любых построек, статуи, изображающие человеческое тело. Морская навигация вблизи берегов по достаточно уютному пространству Эгейского и Ионического морей. Полисы. Всюду – интуиция ограниченного в пространстве тела. В противовес громадным империям Древнего Востока.
Со временем – то же самое. Антиисторичность греческой души, забота о сиюминутном. История и будущее интересуют античного грека и потом римлянина в целом очень мало (как всегда, весьма спорный момент, особенно применительно к Риму). Презрение к истории в пользу сиюминутности. Идея времени и вечности греческой душе была не нужна. Тут нечто более простое. Миф. Греческая душа одержима мифом. Он имел большее значение, чем любая история.
Открывается перспектива исследования культуры как мифа. Греки жили в мифе, а не во времени.
Рим. Продолжение античности в той мере, в какой римляне усваивают греческую традицию. Но это и закат культуры – поскольку эта традиция размывается. Зарождается новая культура.
Латинский мир Шпенглер не понял. Не врубился. Но схватил важным образом греческую основу античного мира. Античная душа всему хочет придать форму. Гармоничную, компактную, ясную форму. Это аполлоническая душа. В отличие от Ницше, который считал, что дионисийское начало питало античность во взаимодействии и противоборстве с аполлоническим духом, Шпенглер считал, что в основе именно аполлоническое – идея формы, завершенности, устранение пугающей дали. Высшее воплощение античная душа находит в искусстве.
«Дзоэ» (ζωή) и «биос» (βίος). Биос конечен, индивидуален. Дзоэ – стихия жизни, которая все покрывает. Вероятно, в смысле этой стихии Дзоэ – идея жизни (в философии это «фюсис») – являлась источником древней эллинской религии. В первую очередь, религии Диониса. Включала формы переживания извечной жизни. Читайте об этом, например, у Карла Кереньи. Но это не та бесконечность, как на Западе, которая изначально «дурная», когда всего мало. Дзоэ как стихия жизни – целое, которому человек причастен. Человек не теряется в бесконечности. Она нерасчленима на отдельные единицы и в каждом человеке воплощается сполна. Мистерии с этим могли быть связаны.
Тем не менее, в античной культуре – идея статики.
Колонна вынесена вовне, формирует часть декора. Колонны завершают храм как прекрасное тело. Тоже статика не в смысле незыблемости, а в смысле завершенности и цельности. Храм формирует ландшафт, распространяя ощущение присутствия божества (об этом напишет Хайдеггер).
«Кинесис» (κίνησις) Аристотеля, движение во всем. Но человек ориентирован на создание завершенных форм, в которых он только и чувствует себя полноценным и счастливым. Предельное выражение космоса для грека – звездное небо. Это конечное мерило всего, что может происходить в мире. Свод движется, но это вечное движение. То же, что и статика.
В эллинистическую эпоху рождается душа новой великой культуры – «арабской». «Арабское» у Шпенглера включает в себя много всего. Тут и раннее христианство, и культы Ближнего и Среднего Востока. Культы вокруг египетских персонажей (Осирис, Исида). В общем, восточные мистические культы. Неоплатонизм тоже и другие направления поздней античной философии.
Арабская душа приняла иной, отличный от античности облик, она ориентирована на другой ландшафт. Сюда относится уже римская архитектура. Первое свидетельство обретения арабской душой своего тела – римский пантеон, по преданию, построенный сирийцем. Когда в начале нашей эры в римской архитектуре культивируется арочный свод и внутреннее пространство начинает перевешивать над внешнем – это проявление новой души. Арабская душа возникает примерно в I веке нашей эры, ее историческая жизнь заканчивается с распространением ислама. Около VII-IX веков. Ислам выпустил на волю арабскую душу – новую, таинственную душу, родившуюся на Ближнем Востоке. Отсюда и ее название в списке Шпенглера.
Прасимвол ее – мир-пещера. Например, пещера в горе – образ самодостаточного внутреннего пространства. Отождествляется с целым миром. Мир, увиденный как пещера – мир мистический и магический. Внутреннее пространство – единственно подлинное, оно рождает мистические формы опыта, которые связаны с переходом в новый режим существования. Мотив утраты вещественности – связь с внутренним пространством, понятым и пережитым как сакральное.
Мистическое отношение к миру. От римских катакомб, где собирались первые христиане, до исламских мечетей с их внутренним пространством, сотканным из арабесок, покрытым узорами. Они словно бы преображают и стены, и человеческое видение, открывая мистический опыт. Это перешло вместе с развитием христианства в западную культуру. Но исток – мистический – «арабский».
Понимание времени: замкнутое, циклическое. В нем вся история вращается внутри заданного круга. Отсюда возникающая в арабской душе идея фатализма. И главная идея связи, которая пронизывает собой все мироздание. Связи, которая соединяет прошлое, настоящее и будущее. Поэтому можно пророчествовать о будущем и переноситься в прошлое. Раннесредневековые формы мышления Шпенглер понимает в связи с замкнутым пространством и временем. Возможны временные и пространственные перемещения между взаимосвязанными прошлым, настоящим и будущим.
Идея сродства. Из опыта мира-пещеры возникают математика, алгебра (работа с числами, описывающими все зримое и незримое, «упаковывая» его в спекулятивную форму), алхимия, астрология, профетика – пророчества. Все это вещи одного порядка. К ним можно добавить литургическую, культовую поэзию. Из арабской культуры все эти формы попадают к европейцам и продолжают там осваиваться, хотя и не всегда выходят на первый план.
Арабская душа – магическая. Все носит чудесный характер, у человека есть прямой доступ к чуду. Кто-то достигает чуда в религиозном культе, кто-то – занимаясь магией чисел, кто-то пишет стихи, кто-то пытается создать золото…
Еще раз: ландшафтообразующая идея прасимвола. Мир как пещера без отрицательной коннотации темницы и уз. Пространство только кажется замкнутым, но оно магически бесконечно. Человек чувствует себя равным космосу.
Западная культура. Она возникает на широких просторах северной Европы. Оттуда распространяется южнее (великое переселение народов). Распространяясь на территориях, которые ранее принадлежали арабской душе, западная душа создает свою культуру, прасимволом которой является бесконечность. Даль со всех сторон. Нечто вроде поля. Западная культура пронизана идеей бесконечности.
Началось это в эпоху зрелого Средневековья и продолжается до сих пор. Западной душе везде тесно, ей нужно выйти за границы, расширяться во все стороны. Географические открытия, культовая архитектура – например, готика с ее формами, устремленными в бесконечность. Темы христианского богословия, связанные с бесконечностью Бога и его могущества, с вечностью. Идея бесконечности в европейской науке, физика Декарта, механика Ньютона, развитие европейской математики. Бесконечно малые и бесконечно большие величины. Философские системы от Лейбница и Спинозы до Гегеля и Шеллинга.
Восприятие времени как дурной бесконечности. Время вытянуто как прямая линия. И при этом раздроблено на бесконечное количество моментов. Человек в каждый момент умирает. Тщательное измерение времени свойственно западной культуре – человек хочет освоить, обуздать и эту бесконечность. Хочет обрести над нею власть, стремится выйти за пределы настоящего. Одно из проявлений власти человека над временем – идея прогресса. Прогресс возможен, когда ты двигаешься во времени так, что каждый новый момент приносит что-то лучшее в будущем. Это шествие в ногу со временем. Где жажда распространиться до бесконечности в пространстве, там жажда распространиться и во времени.
Западное мироощущение всегда фиксирует, когда и кто. Не можем жить без идеи «кто», равно как и без тщательного измерения времени.
«Кто» предполагает «личность», существующую во времени. Личность – чисто христианское понятие. Ведет происхождение от догмата о Святой Троице. Ипостась только так рождается – проявление в некоем лике внутренней сути. Нигде ничего похожего на личность в другой эпохе и культуре не найдем. Античность не знала такого понимания личности, там был другой принцип: «сома» (σώμα) – тело. Но не личность. (Египтяне – у человека несколько «душ», которые повсюду.) Однако христианская личность в истории европейской культуры простерлась в бесконечность.
Главное, что европейский человек никогда ничем не удовлетворен. Его душа – фаустовская. В определенный момент фаустовская душа изживает сама себя, тогда Фауст успокаивается на достигнутом. Если Фауст перестает желать бесконечного – он умирает. В таком состоянии сейчас (в начале ХХ века) находится фаустовская душа, считает Шпенглер. Создается царство комфорта, которому отдается западный человек. Слово «комфорт» значит утешение. Изначально это эпитет Святого Духа в христианством богословии. Но современный человек утешается достигнутым «благом».
Европа – Запад. С самого начала – место, где солнце заходит. Имя Запада – его судьба. Он «запал» как культура, которая началась в V веке нашей эры. Вечернее солнце.
Это приводит нас к идее цивилизации у Шпенглера. Цивилизация – стадия умирания культуры. Шпенглер вложил в это слово такой смысл. Это противопоставление было намечено уже в некоторых текстах Ницше. У Шпенглера цивилизация со всеми ее благами сводится к идее комфорта, обслуживает человека. Человек успокаивается.
Читайте также
— «Человек-масса» Хосе Ортеги-и-Гассета: как отказ от мысли и свободы стал нормой
— Потребление и отчуждение: 8 статей от философов, психологов и экономистов
Обратите внимание на серию жестких оппозиций культуры и цивилизации. Они противопоставлены друг другу как живое и неживое. Культура творит многообразие, неповторимость. Она предполагает неравенство – у каждого свои дары. Цивилизация стремится к унификации, к эгалитарному сознанию. Культура возвышается над утилитарными практическими нуждами. Цивилизация ориентирована на практический результат. Энергия культуры направлена на возделывание души, а энергия цивилизации – вовне. Культура привязана к земле, к почве, к ландшафту. Цивилизация от земли бесконечно оторвана. Она урбанизирована, привязана к техническим сооружениям человека. Культура национальна, цивилизация интернациональна. Культура связана с культом, религией. Цивилизация атеистична. Все формы цивилизации – пути к смерти.
Книга Шпенглера открывает, несмотря на некоторую наивность отдельных пассажей, важное свойство культурологического мышления (о нем долго знала только философия): наше мышление заключается не в разгадывании загадок и описании неких «семантических», внешних структур – а в том, чтобы всматриваться в лик. Через него мы всматриваемся в душу культуры, в ее тайну.
Публикация подготовлена при поддержке Междисциплинарной научно-образовательной школы Московского университета «Сохранение мирового культурно-исторического наследия».
Фото: фрагмент обложки книги «Oswald Spengler.Y La Europa Fáustica», Carlos X. Blanco Martin, изд. Fides
«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.
