Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
Публикуем главу из книги «Метод Сократа», в которой профессор юридического факультета Техасского университета в Остине Уорд Фарнсворт рассказывает, что такое апория и чем это состояние может нас обогатить.
«Если бы мне пришлось в одном слове выразить антитезу метода Сократа, то я использовал бы слово “твиттер”», — пишет Уорд Фарнсворт в своей книге «Метод Сократа. Искусство задавать вопросы о мире и о себе» (Изд. «Альпина нон-фикшн»), посвященной древнему философу и его диалогам, написанным Платоном. Кроме подробного и всестороннего анализа элементов метода, этики и логики Сократа, Фарнсворт рассуждает о неспособности современного человека мыслить самостоятельно, подвергая сомнению освященные традицией, поддерживаемые привычкой или навязываемые властями оценки и мнения, и противопоставляет диалоги Сократа бездумному и поверхностному вынесению категоричных суждений, которое стимулируется интернетом.
«Философию часто воспринимают в качестве системы идей, которая дает ответы на фундаментальные вопросы. Сократовская философия — нечто другое; это скорее приверженность процессу, а не результату. Сократ приходит к каким-то выводам, но все они оказываются лишь временными. По большей части в диалогах он то идет вперед, то отступает назад, но никогда не останавливается на ответах. Вопрос — вот единица сократической практики, вот ее своеобразная валюта; он есть первое, что нам нужно освоить. Метод Сократа отличается от других стилей обучения и мышления в первую очередь следующим: приверженец этого метода не наставляет, не объясняет, не бранит, не рассказывает. Он задает вопросы. Большая часть моей книги посвящена тому, как устроены подобные вопросы, каким образом нужно их формулировать и что они дают» («Метод Сократа», Уорд Фарнсворт)
Мы выбрали главу, посвященную апории — ситуации интеллектуального тупика и безвыходности, которая может обернуться новым взглядом на себя и мир, помочь выйти из состояния двойного невежества, заставить нас несмотря ни на что искать ответы и обрести истину, которую невозможно выразить словами.
Апория
Если бы Сократ подверг вас своему вопрошанию, то в конце концов он внушил бы вам, что все ваши слова недостаточно убедительны. Освоив сократическое мышление, вы и сами можете прийти к такому выводу. Любое утверждение на важную тему может оказаться неправильным, неполным или неадекватным по тем или иным причинам. Это открытие в конечном счете оборачивается скептицизмом См. главу 16.. Однако прежде оно приводит к апории. Апория — своего рода тупик; буквально это слово означает «безвыходность». Вы впадаете в это состояние в тот момент, когда все ваши попытки высказать что-то истинное опровергнуты, а вы не знаете, что делать и как думать дальше. Иногда апорию описывают как состояние ума — ощущение дезориентации и растерянности; но, строго говоря, эти состояния являются реакцией на тупиковую ситуацию. Вы оказываетесь в ней, исчерпав все ресурсы, позволяющие ответить на поставленный вопрос. Вы пытаетесь нащупать опору, но безуспешно. В этой главе мы рассмотрим значение и ценность апории.
Определения. Апория и ощущение, которое она создает, в разных диалогах описаны по-разному. Обычно она объясняется посредством метафоры, как, например, в следующей реплике Менона в адрес Сократа:
Менон, 79e–81b
МЕНОН. Сейчас, по-моему, ты меня заколдовал и зачаровал и до того заговорил, что в голове у меня полная путаница. А еще, по-моему, если можно пошутить, ты очень похож и видом, и всем на плоского морского ската: он ведь всякого, кто к нему приблизится и прикоснется, приводит в оцепенение, а ты сейчас, мне кажется, сделал со мной то же самое — я оцепенел. У меня в самом деле и душа оцепенела, и язык отнялся: не знаю, как тебе и отвечать. Ведь я тысячу раз говорил о добродетели на все лады разным людям, и очень хорошо, как мне казалось, а сейчас я даже не могу сказать, что она вообще такое.
А вот другие описания подобных моментов:
Евтифрон, 11b
ЕВТИФРОН. Я как-то не могу объяснить тебе, что именно я разумею. Наше предположение все блуждает вокруг да около и не желает закрепиться там, куда мы его водружаем.
Лахет, 194с
СОКРАТ. Мой Никий, приди же на помощь, если ты в силах, своим друзьям, терпящим невзгоду в словесной буре: ты видишь, в каком мы сейчас затруднении. Сказавши нам, что именно ты считаешь мужеством, ты высвободишь нас из пут и подкрепишь своим словом то, что ты мыслишь.
Чаще всего встреча с апорией для многих людей провоцируется размышлениями о смерти. Задумываясь о конечности человеческого сознания, мы порой впадаем в ступор. К аналогичному ощущению нас приводят и думы о чем-нибудь бесконечном или парадоксальном. Ресурсы разума исчерпаны; вы не можете продвинуться вперед, но и стабильности не обрели — и вот тогда у вас пропадает дар речи Szaif, Socrates and the Benefits of Puzzlement, p. 33. 212..
Сократические диалоги обыкновенно заканчиваются именно апорией. Иногда генерирование апории считают их целью. Это может быть еще одной причиной, по которой Платон писал диалоги именно так, а не иначе. Апория с гораздо большей вероятностью генерируется в процессе ведения или чтения диалога, а не в ходе прямого изложения мыслей. Диалог, который внешне никуда не ведет, может оказаться очень продуктивным, если его цель — создание апории, а не формулирование вывода.
Двойное невежество. Апория может служить одним из признаков того, что достигший ее человек вышел из состояния двойного невежества. Вам казалось, что вы кое-что знаете, но, как выясняется, на самом деле вы этого не понимаете; вы не догадывались о собственном невежестве, но теперь оно становится для вас очевидным. Именно в таком ключе Сократ рассуждает об апории в диалоге «Алкивиад I». Люди не испытывают тревоги, когда им задают вопрос, ответ на который им известен. Не ощущают они ее и тогда, когда знают, что у них нет ответа. Беспокойство возникает лишь в том случае, если они думают, что им что-то известно, а потом вдруг понимают, что это вовсе не так.
Алкивиад I, 116e–117d
АЛКАВИАД. Клянусь богами, Сократ, я уже сам не понимаю, что именно я утверждаю; я оказался в нелепейшем положении: когда ты спрашиваешь, мне кажется верным то одно, то другое.
СОКРАТ. А ты не понимаешь, мой милый, что означает подобное состояние?
АЛКАВИАД. Ничуть.
СОКРАТ. Как ты думаешь, если бы кто-нибудь тебя спросил, сколько у тебя глаз — два или три или рук — две их у тебя или четыре, или задал бы тебе другие подобные же вопросы, ты колебался бы в ответах, говоря то одно, то другое, или всегда отвечал бы одно и то же?
АЛКАВИАД. Я уже теперь в себе не уверен, но полагаю, что отвечал бы одно и то же.
СОКРАТ. Потому что знал бы это? Ведь по этой причине?
АЛКАВИАД. По крайней мере, я так думаю.
<…> СОКРАТ. Рассмотри это вместе со мною: если ты чего-то не знаешь и уверен в том, что этого не знаешь, станешь ли ты колебаться в этом отношении? Например, ты же хорошо знаешь, что ничего не смыслишь в приготовлении пищи, не так ли?
АЛКАВИАД. Разумеется.
СОКРАТ. Так имеешь ли ты собственное мнение по поводу готовки и вызывает ли это у тебя колебания, или же ты доверяешь это дело знатоку?
АЛКАВИАД. Доверяю знатоку.
СОКРАТ. Ну а если ты плывешь на корабле, думаешь ты о том, надо ли повернуть кормило к себе или от себя, и колеблешься ли, не зная этого, или же спокойно доверяешь эту задачу кормчему?
АЛКАВИАД. Доверяю кормчему.
СОКРАТ. Значит, ты не колеблешься по поводу того, чего не знаешь, если уверен в своем незнании
АЛКАВИАД. Да, похоже, я в этом случае не колеблюсь.
СОКРАТ. Берешь ли ты в толк, что ошибки в различного рода деятельности проистекают именно от такого вот заблуждения — когда невежда воображает, что он знаток?
Как мы видели в главе 11, двойное невежество Сократ уподобляет состоянию сна, через которое проходит каждый. После его завершения вы упираетесь в стену. Эта стена и есть апория. Пробуждение получается жестким, но оно невероятно ценно. Ощущение собственного невежества — осознание того, что вы знали меньше, чем вам казалось, — неприятно, по крайней мере поначалу. Оно переживается как урон, наносимый эго, прежде непоколебимо убежденному в собственной мудрости. Но сократическое исследование помогает снять боль, вызываемую подобным открытием. Человек приходит к пониманию того, что пережитое им знаменует не утрату мудрости, а ее обретение.
Очищение апорией. Апорию можно рассматривать как необходимый этап перед началом настоящего обучения. Вы вдруг осознаете, что воспринимаете слова так, будто бы их значение очевидно, но на самом деле они вам непонятны Desjardins, Why Dialogues? Plato’s Serious Play, p. 116–117.. У вас появляется ощущение, что чего-то не хватает, а уверенность в своих познаниях исчезает. Пройти через это необходимо, чтобы освободить место для чего-то лучшего. Платон хорошо описывает подобное осознание в «Софисте», где Сократ, напомню, не выступает главным героем.
Софист, 230c–e
ЧУЖЕЗЕМЕЦ. Те, кто их очищает, дитя мое, полагают, подобно тому, как это признали врачи, что тело может наслаждаться предлагаемой ему пищей не раньше, чем будет из него устранено все то, что этому служит помехой; то же самое они думают и относительно души. Они считают, что душа получит пользу от предлагаемых знаний не раньше, чем обличитель, заставив обличаемого устыдиться и устранив мешающие знаниям мнения, сделает обличаемого чистым и таким, что он будет считать себя знающим лишь то, что знает, но не более.
ТЕЭТЕТ. Во всяком случае это состояние — наилучшее и разумнейшее.
ЧУЖЕЗЕМЕЦ. Вследствие всего этого, Теэтет, о таком обличении мы должны говорить как о величайшем и главнейшем из очищений и, с другой стороны, человека, не подвергшегося этому испытанию, если бы даже он был Великим царем, поскольку он не очищен в самом главном, должны считать невоспитанным и безобразным в том отношении, в каком следовало бы быть самым чистым и прекрасным тому, кто желает стать действительно счастливым.
В этом смысле апория очищает и от неприятных качеств. Вспомните эпизод из диалога «Теэтет», приводимый в главе 11. Теэтет родил идею, которую объявили мертворожденной. Хотя Сократ побуждает его не отказываться от дальнейших попыток генерировать что-то новое, он отмечает, что его собеседник окажется в выигрыше даже в том случае, если ему не удастся усовершенствовать свои представления: апория пойдет ему на пользу. Поначалу предлагаемое смирение не выглядит слишком уж впечатляющей наградой. Однако давайте вспомним о том, сколь часто люди проявляют чрезмерную самонадеянность, ощущая себя умными без всяких на то оснований, и насколько они несносны и даже опасны в подобных состояниях. Вдобавок давайте поразмышляем и о вероятности того, что и мы сами способны вести себя аналогично по тем же причинам, а также о том, как много проблем из-за этого возникнет. Бесспорно, людям не помешало бы осознать, как мало они знают, а также понять, что, не сделав этого, в долгосрочной перспективе они будут выглядеть глупо, что бы ни говорили. Нам всем не помешало бы подобное осознание. Легкая шоковая терапия — небольшая плата за избавление от вышеупомянутых бед Robinson, Plato’s Earlier Dialectic, p. 18.. Апория одна из форм такой терапии.
Апория как стимул. Апория не только готовит вас к обучению, но и заставляет хотеть учиться По словам Робинсона, «цель эленхоса состоит в том, чтобы пробудить людей от догматического сна, ввергнув их в подлинное интеллектуальное любопытство». См.: Robinson, Plato’s Earlier Dialectic, p. 17.. Она повергает во фрустрацию. По сути, Сократ подсказывает: ладно, возвращайтесь к поиску ответа — теперь вы лучше понимаете, что следует предпринять. Вы начинаете жаждать знаний, осознав, насколько их у вас мало. Сократ высказывает эту мысль в «Меноне», комментируя поведение раба, с которым ему довелось побеседовать.
Менон, 84b–c
СОКРАТ. Сперва он, так же как теперь, не знал, как велика сторона восьмифутового квадрата, но думал при этом, что знает, отвечал уверенно, так, словно знает, и ему даже в голову не приходила мысль о каком-нибудь затруднении. А сейчас он понимает, что это ему не под силу, и уж если не знает, то и думает, что не знает.
МЕНОН. Твоя правда <…>
СОКРАТ. Значит, судя по всему, мы чем-то ему помогли разобраться, как обстоит дело? Ведь теперь, не зная, он с удовольствием станет искать ответа, а раньше он, беседуя с людьми, нередко мог с легкостью подумать, будто говорит правильно, утверждая, что удвоенный квадрат должен иметь стороны вдвое более длинные.
МЕНОН. Да, похоже, что так.
СОКРАТ. Что же, по-твоему, он, не зная, но думая, что знает, принялся бы искать или изучать это до того, как запутался и, поняв, что не знает, захотел узнать?
МЕНОН. По-моему, нет, Сократ.
СОКРАТ. Значит, оцепенение ему на пользу?
МЕНОН. Я думаю.
Аналогичную реакцию на апорию отражают чувства, описываемые Теэтетом:
Теэтет, 155c–d
СОКРАТ. Ты успеваешь за мной, Теэтет? Мне сдается, ты не новичок в подобных делах.
ТЕЭТЕТ. Клянусь богами, Сократ, все это приводит меня в изумление, и, сказать по правде, иногда, когда я пристально вглядываюсь в это, у меня темнеет в глазах.
СОКРАТ. А Феодор, как видно, неплохо разгадал твою природу, милый друг. Ибо как раз философу свойственно испытывать такое изумление. Оно и есть начало философии.
Апория как перманентное состояние. Выше мы рассуждали в том ключе, будто бы на интересующие нас вопросы есть правильные ответы, а апория способна вдохновлять на более тщательный их поиск. Но давайте предположим, что после множества попыток такого поиска нас посетит понимание того, что искомые ответы не удастся найти никогда. Будет ли это поводом сдаться? С точки зрения Сократа, сдаваться не стоит ни в коем случае. Действительно, можно признать, что поиск, скорее всего, не имеет конца, однако его все равно нужно продолжать — представляя, что он конечен. Ибо, даже не прикоснувшись к истине, вы все равно к ней приблизитесь. Дискурс, углубляющий наше понимание предмета, ценен сам по себе, но максимально эффективным он становится в тот момент, когда вы забываете об этом — и продолжаете действовать так, словно пытаетесь достичь истины.
Апология, 37e–38a
СОКРАТ. Если я скажу, что ежедневно беседовать о доблестях и обо всем прочем, о чем я с вами беседую, пытая и себя, и других, есть к тому же и величайшее благо для человека, а жизнь без такого исследования не есть жизнь для человека, — если это я вам скажу, то вы поверите мне еще меньше. На деле-то оно как раз так, о мужи, как я это утверждаю, но убедить в этом нелегко.
Менон, 86b–c
СОКРАТ. Вот за то, что мы, когда стремимся искать неведомое нам, становимся лучше и мужественнее, и деятельнее тех, кто полагает, будто неизвестное нельзя найти и незачем искать, — за это я готов воевать, насколько это в моих силах, и словом, и делом.
Апоретические истины. Более радикальный взгляд на апорию рассматривает ее как нечто, ввергающее в оцепенение, обусловленное обретением такой истины, которую просто нельзя выразить словами. Стоящая за этим идея предполагает наличие невыразимых истин, то есть таких, какие не поддаются словесному оформлению Различные варианты этой позиции см.: Friedlander, Plato, p. 069–071; Sayre, Plato’s Dialogues in Light of the Seventh Letter.. Это что-то вроде вербальных аналогов иррациональных чисел. Иногда, однако, их можно воспринимать и без слов. Не исключено, что справедливость, например, не удастся запечатлеть в четком определении. Но при этом представление о ней можно обрисовать границами множества определений, оказавшихся неудачными. Вместо того чтобы считать такой результат беспорядочным, стоило бы признать, что беспорядок — это как раз то, к чему мы стремились. Целью рассуждений выступает не вывод, основанный на предъявляемых аргументах, а хотя бы чуть более полное понимание предмета. В процессе мы четче осознаем, что истина не совпадает с нашей способностью говорить о ней или с нашей способностью ее схватить.
Подобный взгляд на апорию вполне выводим из метода, который применяется в ранних диалогах. Почему в них истину всегда ищут, но так и не находят? Возможно, из-за того, что найти ее вовсе нельзя; и в этом, собственно, состоит открытие. Определенные подтверждения такой позиции можно обнаружить в Седьмом письме Платона. Подлинность письма оспаривается См. обсуждение и ссылки в главе 1., поэтому не следует приписывать ему слишком уж большую значимость, однако изучить нижеследующий отрывок все же стоит. Если письмо подлинное, то оно напрямую раскрывает перед нами образ мысли Платона. Если же нет, то это интересный античный взгляд на то, как Платон мог рассматривать философское открытие.
Седьмое письмо, 340с–d
Вот что вообще я хочу сказать обо всех, кто уже написал или собирается писать и кто заявляет, что они знают, над чем я работаю, так как либо были моими слушателями, либо услыхали об этом от других, либо, наконец, дошли сами: по моему убеждению, они в этом деле совсем ничего не смыслят. У меня самого по этим вопросам нет никакой записи и никогда не будет. Это не может быть выражено в словах, как остальные науки; только если кто постоянно занимается этим делом и слил с ним всю свою жизнь, у него внезапно, как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе это сознание и само себя там питает.
Милль, касаясь сложностей, возникающих в диалогах, излагает ту же мысль другими словами:
[Платон] перестал заботиться о преодолении неразрешимых сложностей, придя к мысли о том, что они будут возникать всегда. Если верить его Седьмому письму, то он определенно придерживался мнения, что никакое словесное определение чего бы то ни было не является абсолютно точным, а познание того, что та или иная вещь собой представляет, хотя и достижимо лишь после долгой и разнообразной диалектической дискуссии, не является ее прямым результатом, но приходит словно мгновенная вспышка (да и то лишь к тем, кому больше повезло по природе) Robson, Collected Works of John Stuart Mill, vol. 11, p. 430..
Другие читатели Седьмого письма более сдержанно высказывались о том, верил ли Платон в истины, не поддающиеся словесному выражению Kahn, Plato and the Socratic Dialogue, p. 388–392.. Читатель может самостоятельно поразмышлять о том, могут ли диалоги — или любые диалектические процессы, смоделированные по их образцу, — эффективно выполнять вышеописанные задачи. Как представляется, однозначного или универсального ответа на этот вопрос дать нельзя. Скорее всего, как и предполагает Милль, результаты будут зависеть от способностей и предрасположенностей человека, который их добивается.
Ложная апория. Принято считать, что апория возникает тогда, когда мы сталкиваемся с философской проблемой, которую не в состоянии решить Szaif, Socrates and the Benefits of Puzzlement, p. 30–31.. Однако стоит обратить внимание на то, насколько такой взгляд субъективен. Оказывающиеся в подобном положении подчас попадают в него в силу отсутствия должных способностей, а не из-за сложности вопроса (впрочем, всякой апории всегда в той или иной степени сопутствуют обе эти причины). Большинство преподавателей и студентов без труда вспомнят случаи, когда обучающийся оказывался в состоянии, подобном апории, из-за дурных наставлений педагога. Эти риски отражены и в диалогах. Порой мы видим, как Сократ побеждает своих собеседников или, по крайней мере, сбивает их с толку, нарочитыми ошибками Szaif, Socrates and the Benefits of Puzzlement, p. 40–41.. А в других ситуациях, согласно сетованиям его партнеров, он смущает их словесными играми или фальшивыми аргументами.
Горгий, 489b–c
КАЛЛИКЛ. Никогда этому человеку не развязаться с пустословием! Скажи мне, Сократ, неужели не стыдно тебе в твои годы гоняться за словами и, если кто запутается в речи, полагать это счастливою находкой?
В такие моменты Платон, возможно, предупреждает читателя о ловушках, но также бросает вызов и самому себе, пытаясь их избегать. Он старается оставаться честным.
Поскольку сократический подход к апории не предполагает капитуляции перед ней, риски незаслуженного чувства апории не слишком серьезны. Если апория заставляет людей еще усерднее искать истину, то, наверное, и не важно, какие аргументы, качественные или не очень, спровоцировали ее появление. Если же апория позволяет нам составить более объективное и скромное представление о собственной мудрости, то ее воздействие снова будет позитивным — опять-таки независимо от ее происхождения. И все же незаслуженная апория с сократической точки зрения по-прежнему кажется такой же предосудительной, как и любое другое ложное состояние. (Ведь никто из нас не захотел бы испытать ее воздействие на себе, не так ли?) Не исключено, что всякое утверждение об апории стоит подвергать такой же проверке, как и любое другое.
Самоиндуцированная апория. В этой книге метод Сократа рассматривается с точки зрения пользы для вашего образа мысли. И то, как Сократ рассуждает об апории, в полной мере соответствует такому подходу. Апория — отнюдь не ловушка, в которую он заманивает других, сам оставаясь поодаль. Он попадает в нее и сам, а затем делит свое ощущение с окружающими.
Менон, 81c
СОКРАТ. Ведь не то, что я, путая других, сам ясно во всем разбираюсь — нет: я и сам путаюсь, и других запутываю.
Хармид, 069c
СОКРАТ. Мне показалось, что Критий, услышав это и видя меня недоумевающим, под воздействием моего недоумения сам оказался в плену подобных же сомнений, как те, кто, видя перед собой зевающего человека, сами начинают зевать.
Если Сократ заражает других своей реакцией на апорию, то откуда у него взялась эта реакция изначально? Ее истоки — в испытании себя.
Растраченная впустую апория. Речи о добрых плодах апорий обычно ведет сам Сократ, а не его собеседники. Они, как правило, не благодарят его за помощь. Правда, иногда апория приводит к дружескому согласию относительно целесообразности дальнейшего обучения Лахет, 194a–b.. Однако чаще собеседники отходят в сторону, сменяясь другими, или же вообще убегают Горгий, 461b, Евтифрон, 15e.. Какой вывод следует из этого сделать? Скорее всего, апория есть хрупкая вещь, которую легко упустить. Она с легкостью ускользает и забывается. Энергия, создающая апорию, потребуется еще и для того, чтобы поддержать ее на плаву и извлечь из нее пользу. И если вы видите, что Сократ отзывается об апории положительно, а его собеседник чурается ее, не пользуясь предоставляемыми ею благами, то просто напомните себе: подлинную выгоду апория приносит вовсе не оппонентам Сократа. Настоящий выгодоприобретатель здесь читатель платоновских диалогов Szaif, Socrates and the Benefits of Puzzlement, р. 43..
Источник: «Метод Сократа»
Обложка: Dadu Shin
«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.
