Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
Врач-психотерапевт Максим Чекмарев об антисоциальности детской литературы, относительности правил и сходстве чтения с процессом исцеления от травм.
Критики, политики и педагоги ведут дискуссии о положении детской литературы как минимум начиная с эпохи Нового Времени. Их выводы всегда зависели от статуса детства в обществе. Ребёнок и детство воспринимались как нечто подготовительное, незрелое, поэтому обычно все сходились на важности назидательности и знакомства детей с реалиями и законами мира, особенно социального.
Писатель-практик обычно действует, не зная, что ему приписали другие, и на деле феномен детской литературы получает совершенно особое воплощение. Вспомните и назовите всё, что первым придёт в голову, особенно то, что вы сами читали и перечитывали с интересом. Я тоже назову несколько книг навскидку: «Том Сойер» Марка Твена, «Эмиль из Лённеберги» и «Пеппи Длинный чулок» Астрид Линдгрен, «Денискины рассказы» Драгунского, «Мальчик со шпагой» Крапивина, «Король Матиуш Первый» и «Кайтусь-чародей» Корчака.
Что общего у этих книг? Они бесконечно антисоциальны, не находите? Они, пожалуй, чему-то и учат, но точно не правилам приличия. С правилами в них происходят странные дела. Приведу пример.
Падая в кроличью нору, кэрролловская Алиса пытается убедиться, осталась ли она собой и не сходит ли с ума. Она пробует вспомнить таблицу умножения, географию, но безуспешно, а потом пытается прочитать стихотворение «Как дорожит…».
У неё выходит забавная и абсурдная вещь про малютку крокодила, поэтому Алиса горько плачет: «Слова не те!».
Я недавно разыскал, что же именно вспоминала Алиса. Оказывается, это поучительное стихотворение для детей английского богослова и гимнографа Исаака Уотса «Противу Праздностей и Шалостей».
Не поленюсь поделиться им в переводе Ольги Александровны Седаковой.
Как дорожит любым деньком
Малюточка пчела! —
Гудит и вьётся под цветком,
Прилежна и мила.
Как ловко крошка мастерит
Себе опрятно дом!
Как щедро деток угостит
Припрятанным медком!
И я хочу умелым быть,
Прилежным, как она, —
Не то для праздных рук найдёт
Занятье Сатана!
Пускай в ученье и труде
Я буду с ранних лет —
Тогда и дам я на суде
За каждый день ответ!
Если честно, мне стал понятнее замысел Кэрролла. Алиса, собственно, осталась самой собой в Стране Чудес. Может быть, стала ещё больше собой, чем раньше. Но занятен сам способ определить, всё ли с ней в порядке. Она пробует вспомнить всё то, что ей привил мир взрослых. И стих Уотса — классический пример рифмованных дидактизмов для детей, которых навалом в любой культуре.
Алисе трудно отделить своё Я от социализирующего знания. Это и всем нам часто трудно, потому что мы редко слышали в детстве от взрослых, кто мы. Чаще нам говорили, какими нужно или не нужно быть и сулили страшные кары, если ослушаемся.
Когда мы становимся старше, именно социализирующее знание берут за критерий «зрелости». Иначе ты инфантильный и непонятный.
Интересно и то, что именно пчела оказывается у Уотса примером для подражания. Она движима инстинктом, а не свободным выбором. От ребёнка тоже требуется правильное поведение, и нет дела до того, что происходит в его душе, лишь бы не был праздным и не шалил.
Поймите меня правильно, я не нападаю на социализацию. Совершенно естественно для всех нас осваивать способность жить вместе с другими. Мне чужда идея социализации, запирающей в рамки. В ней не важно, кто ты, нужно только добиться, чтобы ты стал правильным. Но так не получается. Научение правилам не воспитывает нравственность и не даёт возможности разобраться в себе. Стоит провалиться в кроличью нору, выйти за пределы своей приличной семьи, как всё отваливается.
Нет ничего более бестолкового, чем учить правильно себя вести. Однако учить ясно мыслить, понимать последствия своих действий, интересоваться собой и другими, распознавать чувства, то есть приходить к регуляции через эмпатию, а не через послушание — процесс более медленный, но и намного более плодотворный. Предупрежу, что на выходе есть побочный эффект — развитое критическое мышление ребёнка. Мне, если честно, нравится такая побочка, это лучшая прививка от стадного инстинкта.
Если углубиться в позицию ребёнка, литература возвращает ему субъектность: и через героя-ребёнка (в жизни за детьми мы чаще признаём право быть проектом), и через полное право на самостоятельное мышление, которое текст всегда отдаёт читателю, будучи наименее директивной формой передачи информации. Я больше не «маленький» в смысле «пренебрегаемый», у меня есть свои отношения с автором, приглашающим меня быть творцом вместе с ним.
Книга есть текст или текст и иллюстрации. За ними стоит разворачивающаяся история, отражение чьей-то вымышленной или даже реальной жизни. Я, строго говоря, тоже становлюсь текстом в пространстве памяти. Она именно этим и наполнена — словами и образами, организующимися в мою историю. Литература помогает мне мыслить о человеке исторично, как призывал Ясперс во «Введении в философию», значит, и я сам обретаю это единство потока бытия. По крайней мере, получаю шанс, потому что стандартное устройство памяти о себе — движение от эпизода к эпизоду. Мы помним вспышки жизни, а не её течение. Текущее порой не запоминается и должно быть восстановлено точно так же, как восстанавливает эпоху экскурсовод, рассказывая об экспонатах в зале музея.
Наконец, книга не навязывает нам временной несвободы. Вы можете читать медленно или быстро, урывками или часами, вслух или про себя. Можно перечитать те или иные отрывки. Дети, кстати, очень часто перечитывают понравившееся. Переживание текста может оказываться приоритетнее скорости, оно может иногда даже опережать понимание.
Сейчас я назвал три особенности отношения с литературой — субъектность читателя, историчность и процессуальность текста, а также способность проживать прочитанное во времени по воле читателя. Это, как можно заметить, соответствует трём ключевым аспектам работы с психологической травмой — возвращение субъектности, восстановление непрерывности личного нарратива и возможность проживания травматического материала в замедлении времени. Литература содержит в себе потенциал исцеления от травм, особенно коллективных травм — в силу своей несоциальности.
Читайте также
— Посттравматический рост: поиск смысла и созидания в потрясении
— Человек в зеркале текста: поиск себя и путь к Самости
— «В чем был смысл?»: переписать историю, чтобы по-новому взглянуть на себя
Я хочу напомнить вам книгу Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания». Это своеобразная игра героев книги на фоне слома образа жизни, который привнесла Октябрьская революция. Герои «Синей птицы» Метерлинка в Лазоревых чертогах грядущего сталкиваются с ещё не рождённым ребёнком, который придёт в их семью, но умрёт в детском возрасте.
Но дело не только в травматичности жизненных событий, уязвимости к ним детей и необходимости это как-то прожить. Антисоциальность содержит в себе и естественный потенциал роста — от конвенционального к постконвенциональному. Если этот рост не состоится, мы получим трагедию личности, которая так и не раскрылась. Здесь важно вспомнить теорию морального развития Лоренца Кольберга и Кэрол Гиллиган. Ребёнок приходит в мир с эгоцентричной точкой отсчёта в нравственных суждениях, он для себя есть мера всех вещей. Потом он социализируется, оказывается в поле норм, правил и уже установленных ценностей. Общество на этом готово остановиться, социальные институты, на мой взгляд, искусственно удерживают людей на конвенциональной стадии, но каждый из нас может идти дальше — к пониманию относительности мироустройства, ограниченности правил и открытию того, что нормы важны, но они есть тоже поле для творчества, а не слепого подчинения. Поэтому мы можем стремиться к взгляду «с точки зрения вечности» или как минимум с точки зрения будущего, чтобы переоценить привычное и принятое.
Детская литература содержит в себе элемент игры — в слова, смыслы, социальные роли. Дело тут не только в том, что игра — ведущая деятельность ребёнка. Писатели словно напоминают нам о несерьёзности, сконструированности очень многого, что нас окружает. А раз оно сконструировано, то и не незыблемо. Искусство показывает искусственность, даже, точнее сказать, инструментальность правил, согласуясь с порывом детской души к взрослению и свободе. Литература не даёт забыть, что мы нуждаемся в развитии не меньше, чем в обучении, а образование, содержащее в себе корень «образ», подразумевает не только усвоение, но и создание образов.
Если писатель оказался способным не снизойти, а подняться до души ребёнка, происходит настоящее чудо — он не увязает в попытках описать действительность прямо или через аллегорию, тем самым делая вклад в воспроизводимость и преемственность социальных условий. Он видит в ребёнке человека будущего, в котором всё, что сегодня серьёзно, может стать бессмыслицей и ложью, тем самым разрешает ребёнку превзойти поколение родителей. Не об этом ли мечтают родители — чтобы у их детей судьба сложилась лучше, чем у них? Это возможно, если ребёнок выйдет из-под колпака судьбы, обладая умением иронизировать, смеяться, сомневаться и верить в свои идеалы. Хорошие книжки могут в этом помочь.
«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.
