Деканонизация классиков: этичный пересмотр или вандализм памяти?

Рубрики : Литература, Последние статьи, Философия

Можно ли любить Достоевского после #MeToo, слушать Вагнера после Холокоста, читать Киплинга после деколонизации? Деканонизация классиков — знак нашего времени. Но что за ним стоит? Казалось бы, взгляд в прошлое — это способ лучше понять себя и современность. А что, если это симптом более глубокого культурного беспокойства и поиска моральных ориентиров в мире, где будущее перестает быть горизонтом возможностей? Тогда обращение к прошлому и желание переписать его смыслы — способ вернуть себе чувство контроля? Отрицание общечеловеческой уязвимости и несовершенства? Невозможность выдерживать когнитивный диссонанс? Разбираемся вместе с Екатериной Перелыгиной.

Культурный раскол современности 

В последние годы волна «культуры отмены» докатилась до классиков литературы и искусства, породив напряженную дискуссию о пределах интерпретации наследия и границах моральной оценки исторических фигур. Этот процесс, называемый «деканонизацией», предлагает пересмотр места традиционных авторов в культурном каноне через призму современных этических стандартов. Но является ли этот болезненный процесс актом здоровой критической рефлексии, необходимой для развития культуры, или же это форма исторического вандализма, которая лишает нас доступа к сложному и многогранному прошлому?

Почему это стало проблемой именно сейчас?

Сейчас происходит процесс переоценки наследия классиков: обсуждение расизма у Редьярда Киплинга, сексизма у Льва Толстого и Фёдора Достоевского, антисемитизма у Петра Чайковского и многих других. Эти дискуссии выявили фундаментальный конфликт между двумя подходами: историческим, где автор — продукт своего времени, и этическим, в котором искусство должно оцениваться по вневременным ценностям.

Феномен деканонизации не возникает в вакууме — он коренится в специфике нашего времени. МаркФишер в своих работах о капиталистическом реализме и хонтологии предлагает ключ к пониманию современного культурного климата. Фишер утверждает, что мы живем в эпоху, когда «легче представить конец света, чем конец капитализма» [1]. Это ощущение тупика и невозможности альтернатив порождает то, что Фишер называет «прогрессивной ностальгией» — тоской по прошлому, в котором всё ещё было будущее как идея.

В этом контексте деканонизация может быть понята как попытка вернуть себе способность влиять на культурный нарратив в мире, где кажется, что альтернатив существующему порядку нет. Пересматривая канон, мы пытаемся заново утвердить контроль над культурной памятью и определить моральные ориентиры в постоянно меняющемся мире.

Кто формирует канон?

Один из ключевых аргументов сторонников пересмотра канона касается самого процесса его формирования. Деканонизация в этом смысле представляет собой попытку демократизировать культуру, дать голос тем, кто исторически был лишен возможности участвовать в формировании культурного нарратива.

❤ Вам близки темы, которые мы исследуем? 10 лет мы работаем без рекламы и инвесторов – только ваше внимание и наш энтузиазм. Если цените такой подход, поддержите нас за 1 минуту →

Марта Нуссбаум, американский философ и специалист по античной философии, в своих работах развивает подход способностей, который может быть продуктивно применен к этому вопросу. С точки зрения этого подхода, справедливое общество должно обеспечивать не только формальные свободы, но и реальные возможности для реализации человеческого потенциала. В культурной сфере это означает создание условий, при которых различные группы имеют возможность участвовать в формировании канона и видеть свое отражение в культурном наследии.

С этической точки зрения, пересмотр канона представляет собой попытку отделить эстетические достижения от моральных качеств их создателей. Эта позиция исходит из представления о том, что искусство не существует в моральном вакууме и что эстетическое наслаждение не должно требовать моральных компромиссов.

Джорджо Агамбен, итальянский философ, в своих работах о «голой жизни» (nuda vita) и состоянии исключения предлагает инструментарий для анализа механизмов исключения и маргинализации. Его концепция “homo sacer” — человека, который может быть убит, но не принесен в жертву, — проливает свет на то, как определенные группы исторически исключались из сферы моральной значимости. В этом контексте критика классиков может быть понята как попытка вернуть голос тем, кто был символически исключен из культурного пространства [2], [9].

Хроноцентризм и вандализм памяти

Критики деканонизации указывают на опасность хроноцентризма — оценки исторических явлений исключительно через призму современных ценностей без учета исторического контекста. С этой точки зрения требование от исторических фигур соответствовать современным этическим стандартам является формой игнорирования специфики исторических эпох.

Марк Липовецкий, российский и американский литературовед, в своих работах о русском постмодернизме исследует сложные взаимоотношения между историческим контекстом и художественным творчеством. Его анализ советской и постсоветской культуры показывает, как художественные произведения являются одновременно продуктами своей эпохи и выходят за ее пределы. Это сложное положение искусства между исторической обусловленностью и универсальностью делает проблематичной любую попытку простого осуждения классиков на основе современных стандартов [8].

Другой аргумент противников деканонизации касается риска упрощения культурного ландшафта. Великие произведения искусства ценны именно своей сложностью, многогранностью и способностью говорить о человеческом опыте во всей его полноте. Сведение этих произведений к их проблематичным аспектам грозит обеднением нашего культурного опыта и лишением доступа к сложным аспектам человеческого существования.

Михаил Бахтин, российский философ и теоретик культуры, в своей концепции полифонического романа предлагает модель понимания искусства, которая может быть продуктивно применена к этому спору. Бахтин показывает, как великие произведения содержат множественность голосов, которые не сводятся к единому авторскому голосу. Эта полифоничность противостоит любым попыткам редукционистского прочтения, будь то традиционная канонизация или современная деканонизация [3].

Когнитивный диссонанс и искусство

За конфликтом вокруг деканонизации стоит фундаментальный психологический феномен — когнитивный диссонанс, возникающий при встрече с любимым, но «проблемным» автором. Этот диссонанс между эстетическим наслаждением и моральным неприятием создает дискомфорт, который требует разрешения. Разные стратегии работы с этим диссонансом — от полного отвержения автора до морального оправдания — представляют собой попытки разрешить это напряжение.

Марк Фишер в своих работах о депрессии и капиталистическом реализме предлагает инструментарий для анализа этого культурного момента. Фишер показывает, как психические состояния не являются простыми личными проблемами, но отражают широко социальные и культурные условия. В этом свете дебаты о деканонизации могут быть поняты как симптом более глубокого культурного беспокойства и поиска моральных ориентиров в мире [2],[4].

Споры о деканонизации также касаются вопросов культурной памяти и идентичности. Канон представляет собой не просто список «великих произведений», но механизм формирования коллективной идентичности и передачи культурных ценностей. В этом понимании пересмотр канона представляет собой пересмотр самой коллективной идентичности — болезненный процесс, который неизбежно вызывает сопротивление.

Джорджо Агамбен в своих трудах о свидетельстве и архиве предлагает философское осмысление механизмов культурной памяти. Его размышления о том, что остается за пределами официального архива и как маргинализированные опыты могут найти свое выражение, проливают свет на политику канонизации и деканонизации.

Как быть?

Вместо бинарного выбора между слепым поклонением и тотальным отрицанием возможен третий путь — контекстуализация. Этот подход предполагает рассмотрение произведений искусства в их историческом контексте, не отказываясь при этом от их критической оценки. Контекстуализация позволяет признать как эстетические достижения, так и моральные чувства, не сводя одно к другому.

Марта Нуссбаум в своих работах об этике уязвимости предлагает модель, которая может быть применена к этому подходу. Нуссбаум показывает, как признание человеческой уязвимости может стать основой для более тонкого этического подхода, который избегает как морального релятивизма, так и ригидного перфекционизма [5].

Другой продуктивный подход — расширение канона вместо его сужения. Вместо того чтобы исключать проблематичных  авторов, мы можем расширить канон, включив в него голоса, исторически исключенные из культурного нарратива. Этот подход позволяет сохранить доступ к комплексному наследию прошлого, одновременно обогащая его новыми перспективами.

Марк Липовецкий в своих работах о неканонических классиках и советской андеграундной культуре предлагает примеры того, как может выглядеть такой расширенный канон. Его исследование творчества Дмитрия Пригова и других неофициальных советских авторов показывает, как маргинализированные голоса могут обогатить наше понимание культурного наследия [7].

Ключевым аспектом работы с проблематичным наследием являются образовательные стратегии. Вместо упрощенных моральных оценок образование может предлагать инструменты для работы со сложными аспектами культурного наследия. Это включает обучение исторической контекстуализацией, критическому мышлению и этической рефлексии.

Михаил Бахтин в своей концепции диалогизма предлагает образовательную модель, основанную на диалоге между различными голосами и перспективами. Эта модель предполагает не пассивное усвоение канона, а активное участие с ним через критический диалог [6].

Заключение

Дебаты о деканонизации классиков представляют собой не просто спор о конкретных авторах, но симптом более глубоких культурных сдвигов. Эти дебаты отражают поиск моральных ориентиров в мире, в условиях ощущения культурного тупика и попытку переопределить коллективную идентичность через пересмотр культурного наследия.

Как показывает работа, продуктивный путь лежит вне простых бинарностей «за» и «против». Вместо слепого поклонения или тотального отрицания нам нужен комплексный, контекстуальный диалог с прошлым, который признает как эстетические достижения, так и моральные недостатки, не сводя одно к другому.

Такой подход требует от нас признания того, что будущие поколения, возможно, будут судить нас за наши собственные слепые пятна и моральные неудачи. Он также требует мужества — готовности столкнуться с неприятной правдой о нашем культурном наследстве, не отказываясь при этом от его ценности. В конечном счете, искусство диалога с прошлым состоит в том, чтобы признавать множественные истины о культурном объекте, которые одновременно являются продуктом своей эпохи. 

Как отмечал Марк Фишер, нас терзает не появление призраков прошлого, а исчезновение призраков будущего. В этом свете дебаты о деканонизации могут быть поняты как попытка вернуть себе способность представлять будущее, в котором культурное наследие служит не укреплению, а открытию возможностей для альтернативного будущего. Именно в этом заключается возможность представить мир, в котором искусство служит не увековечиванию существующих иерархий, а их трансформации.

Похожие статьи

Дж. Д. Сэлинджер и дзен-буддизм: в поисках выхода из кризиса

"Игра в бисер" Германа Гессе: прививка от элитаризма?

Общество масок: Джон Фаулз и его роман «Волхв»

Философский фикшн: 10 художественных произведений от выдающихся мыслителей