Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
Неурожай, голод, холод: разбираемся, как климат и география повлияли на появление в России крепостного права, развитие особого типа государственности и менталитет жителей нашей необъятной.
Последнее время разговоры о цивилизационной принадлежности России стали чем-то вроде национального вида спорта. Считается хорошим тоном записать Россию в «православную» или «евразийскую» цивилизацию. Недостатком этих теорий можно назвать то, что они, как правило, определяют принадлежность России по вторичным, незначительным или присутствующим у других стран факторам, из которых потом вытекают попытки объяснить всю историю нашей страны.
Так, Арнольд Тойнби толковал историю России через противостояние то кочевникам, то Западному миру. Но войны со степными варварами были, например, у китайцев. Это все равно что судить о характере человека, основываясь лишь на том, что в школе у него были конфликты. Хантингтон указывает на православие, религию, заимствованную и преображённую в России. Однако православие есть и у греков, и у грузин.
Но вот попытки объяснить историю России природно-климатическими факторами в науке встречались редко, хотя разговоры «о дрянной погодке» велись достаточно давно. Труды академика Леонида Васильевича Милова, в частности его фундаментальная работа «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса», как раз разбирают влияние географии на историю. Они хороши тем, что Россия не выделяется в «уникальную» страну, нет каких-либо призывов или прогнозов. Есть только кропотливый разбор хозяйственной деятельности крестьянина, а затем объяснение нескольких ключевых моментов русской истории, в том числе происхождение крепостного права и зарождение капитализма.
С.А. Лобовиков, «Крестьянин», начало 1910-х гг.
Итог его трудов можно выразить в нескольких словах — Россия создана холодом и потом.
Л. Милов начинает свой основной труд именно с разбора популярного стереотипа, что, мол, в Финляндии\Канаде\Скандинавии холодно, а живут они хорошо, значит, виноват во всех бедах России «рабский менталитет». Это не так.
В Скандинавии холодно летом, но вот их зимы относительно теплые. Причиной тому мощные циклоны, которые смягчают холода. Так что стереотипы о суровой Скандинавии, несмотря на ее северное положение, во многом преувеличены.
Свои преимущества есть и у Канады. Американский континент не так велик, как Евразия. Здесь нет застойных областей, в которых затягиваются холода или жара. Температура зимой может упасть и до минус сорока, но морозы держатся недолго, что не дает земле промерзнуть. Средняя зимняя температура Канады на двадцать градусов выше, чем в Восточной Сибири, а большая часть населения этой страны живет на юге, примерно на широте Ростовской области.
Конечно, в более выигрышном положение находится и Западная Европа. С Атлантического океана дует влажный воздух, а из глубин Евразии — теплый. Влияние Атлантики сильнее. Поэтому в Европе нет длительных похолоданий или жары.
А в России климат не просто холодный. Он континентальный. Большая часть европейской России принадлежит атлантико-континентальной области, а это в первую очередь затяжные крепкие морозы. Так, в январе 1940 г. температура в Москве упала до минус сорока. Помимо холодов, наш климат отличается дождливым или, наоборот, засушливым летом.
Но одна из самых главных бед — это внезапные заморозки по весне и осени. Многие сталкивались с тем, что весной в понедельник можно выйти на улицу в майке и шортах, а в среду уже снова закутаться в плащ или шубу. Но то, что сейчас лишь временное неудобство для современного горожанина, для крестьянина в старину могло обернуться гибелью урожая.
Морозы, жара, дожди и скачки температуры — эти отличия от климата иных стран сковывали сельское хозяйство нашей страны на протяжении многих лет. И давали фору странам Европы, где незначительное повышение температуры давало солидный выигрыш в количестве рабочих дней, а отсутствие непредвиденных заморозков позволяло не волноваться, что урожай будет уничтожен на корню.
Также Л. Милов описывает один из самых важных, но упущенный вниманием историков факторов: эпоха Нового Времени совпала с малым ледниковым периодом. Известно, что в течение XIV-XIX вв. на Земле наблюдалось сильное длительное похолодание. Его причины до сих пор не раскрыты. Виновником называют Гольфстрим, изменивший течение, пониженную солнечную активность или, наоборот, повышенную вулканическую активность. Однако исторические источники повествуют, что в XIV в. заморозки затронули даже Италию. Голод пронесся по Северной и Западной Европе. С малым ледниковым периодом связывают немало гипотез, в частности, что именно он вызвал миграцию крыс и эпидемию чумы или что холодные зимы послужили толчком для развития угледобычи, а значит, стали предтечами индустриальной революции. Отразилось оледенение и на России:
Во всяком случае для начала XVII в. мы имеем свидетельство пленного поляка Станислава Немоевского о том, что примерно в 1606-1608 гг. в районе Белоозера зима однажды началась с выпадения снега 18 сентября (28 сентября по новому стилю), а весной на озере лед растаял лишь ко 2 июня (12 по новому стилю). К тому же резко иными были и сроки заморозков. В 1601 г. после сплошных летних дождей на Успенье Богородицы (15 августа, или 25 августа по новому стилю» был «великий мороз», погубивший и рожь, и овес <…> В целом за XVII столетие отмечено двадцать четыре голодных года». Продолжались холода и в течение XVIIIв.: «Серия голодных лет была в 1732—1736 гг. Из них, пожалуй, наиболее страшным был 1733 г., когда «хлеба ржи и яри в полях ничего не уродилось». <…> В Смоленской губернии при частичных обследованиях обер-комиссара Микулина зимой 1734 г. из 3415 деревень в 2378 деревнях «хлеба совсем не было». В селе Поречье «крестьяне для пропитания сушат деревья: дуб, илим, липняк, сено, мох и солому и иc того пекут себе хлеб». В Порецкой волости из 1887 дворов в 1852 дворах никакого хлеба не было. В Можайском и Каширском уездах Московской губернии люди от хлебной скудости питаются травой и мохом и гнилою колодой и от того ноги и живот пухнут и в голове бывает лом великий, отчего умирают».
Еще одной бедой России является отсутствие плодородных почв на большей территории страны. Широко известный чернозем, с одной стороны, предстает исключением на общей карте почв, с другой же, именно он определял направление русской политики — на юг, к изобилию и теплу.
Голод в Сибири. Фотогр. снимки с натуры, сделанные в Омске 21 июля 1911 года членом Гос. Думы Дзюбинским
Разумеется, Л. Милов был не первым, кто углублялся в географию. Подобные попытки объяснить историю России предпринимались и раньше. Концепция, объясняющая развитие общества влиянием окружающей природы, носит название географического детерминизма. Так, историк С. М. Соловьев отмечал, что если для народов Западной Европы природа была матерью, то для России мачехой, а Ключевский писал, что Россия лишена таких преимуществ Европы, как извилистые морские берега и разнообразие климатических форм. Другое дело, что столь скрупулезные анализы появлялись нечасто.
Однако, начиная с XX в. географический детерминизм стал сливаться с геополитикой, что означало появление в любой исторической работе, связанной с географией, политического подтекста. Он отчетливо виден у движения евразийцев, объявивших, что Россия — это не Европа; отчасти у Л. Гумилева, выдвинувшего неоднозначную и, по всей видимости, ошибочную гипотезу о пассионарности, где этническая система не только сообщество людей, но и система приспособления к ландшафту. В СССР географический детерминизм не приветствовался, как и геополитика. Зато после распада Советского Союза, ситуация развернулась на 180 градусов. Набрали популярность одиозные идеи А. Дугина о противостоянии Моря и Суши. И книга Л. Милова послужила вдохновением для политических выводов. В 1999 г. полковник ФПС Андрей Паршев издал книгу «Почему Россия не Америка», где высказал идеи, которые станут мейнстримом и зазвучат с экранов через полтора десятка лет — ограниченная автаркия, вмешательство государства в экономику и т.д.
Но к каким выводам о влияние климата приходит Л. Милов?
Самым важным следствием природных условий, согласно Милову, было то, что из-за холодов у крестьянина был очень ограниченный срок для работы. Это приводило к напряженному труду в течение нескольких месяцев. Результат же во многом зависел опять от капризов природы. Если в Западной Европе на весь сельскохозяйственный цикл было предоставлено около десяти месяцев, включаю осень и весну, то в России те же действия (пахоту, сев и т.д.) нужно было уложить в пять месяцев. Скудные почвы усугубляли эти проблемы.
Такие суровые условия не могли не сделать из русских сильных и выносливых тружеников. К XVIII в. в городах возникли оранжереи и среди снегов выращивали даже лимоны. Но в пашенном земледелии, дававшим основную часть пропитания, крестьянин природе проигрывал.
В таких экстремальных условиях человеку практически невозможно было выжить в одиночку. Это привело к возникновению во многом уникальной и сохранившейся дольше чем где-либо крестьянской общины. Коллективизм русских, о котором с восхищением писали и славянофилы, и западники, на самом деле был единственным способом покорить ледяные просторы Севера.
Раздача кукурузы голодающим, д. Молвино, неподалёку от Казани
Соответственно, абсолютно иными в России были и феодалы. В Европе это независимый землевладелец. Государство практически не вмешивается в отношения между ним и зависимым крестьянином. Но, как уже сказано выше, из-за сурового климата в России не произошло разложения общины, как в Европе. Подчинить крестьянина можно было, только имея за спиной сильный государственный аппарат. Выйдя из раннего государства, феодалы так и не смогли оторваться от него.
Итак, феодалы, имея солидную часть земель, в том числе и в полном владении, оставались зависимыми от верховной власти, а от них в свою очередь жестко зависел каждый член сохранившейся от древних времен общины. Такая система окончательно установилась к XV в., который по праву можно считать переломным — было скинуто Ордынское иго, произошло окончательное объединение русских княжеств под главенством Москвы. Но эта же система, именно она, а не придуманный «рабский менталитет», «византийство» или абстрактное «ордынство» приведет впоследствии к крепостному праву.
В XVI в. тяжелые годы опричнины и Ливонская война резко усилили давление на крестьянство. Возросшие налоги привели к различным формам сопротивления — укрытию размеров фактически обрабатываемой земли или уходу на юг и восток. Там, на границе, вдали от помещиков, смелые и ловкие молодцы вливались в ряды казачества.
Единственным выходом для помещиков был перевод крестьян на барщину: непосредственную обработку земли — с одной стороны, и закрепление крестьян на этой земле — с другой.
Пресловутое крепостное право было введено, по всей видимости, как временная мера. Это привело в дальнейшем к спору среди историков о том, был ли конкретный указ по закрепощению крестьян или формирование крепостного права шло постепенно. По всей видимости, указ был введен как чрезвычайная мера, но в дальнейшем сохранился, так как окончательно закреплял крестьян в системе служилого государства.
Измененной системе предстояло выдержать экзамен в виде Смуты. После нее уверенность в том, что лишь сильное централизованное государство способно обеспечить интересы элиты и дать отпор внешнему врагу окончательно укоренилась в среде дворянства.
Продолжили ли климат и география играть свою роль? Как они повлияли на историю России в семнадцатом веке и ставшем водоразделом в нашей истории веке восемнадцатом? Известно, что именно в эту эпоху в Европе создаются крупные хозяйства, основанные на наемном труде, появляются частные мануфактуры. В торговле появляются крупные корпорации наподобие английской Ост-Индской компании.
Милов же указывает, что в России экстенсивный характер земледелия не позволял освободить рабочие руки. Вдобавок к этому развитие России осложнялось тем, что государство лишилось выхода к Балтийскому морю, а значит, и доступа к мировым торговым путям. Речная сеть при всех ее преимуществах не давала таких возможностей. Все это привело к тому, что в России сформировался особый тип государственности с сильным вмешательством государства в экономику, жесткому крепостничеству, замедленному развитию сословий. Но одновременно с Севера началось и движение на Юг, Юго-Восток и Восток. Русский народ смог освоить Сибирь, степи и дойти до Тихого Океана и Средней Азии. Раньше было принято подчеркивать, что русские колонизировали пространство относительно мирно, потом, наоборот, вопить о «кровавых оккупантах». Милов рассматривает вопрос без эмоций — все народы и общества, присоединенные к России, также являлись социумами с крошечным прожиточным минимумом. Следовательно, их образ жизни не являлся препятствием, и простая, но всеобъемлющая государственная машина просто встраивала их в себя.
Лишь государство имело в руках достаточно крупные ресурсы для ведения хозяйственной деятельности. Государство организовало первые мануфактуры в XVII в. или вкладывалось в их создание, государством были созданы сложные системы оборон на юге, каналы, дороги, верфи и корабли. Реформы Петра I были совершены именно этим выращенным на северных просторах Левиафаном. Но при всей мощи этого существа его «нервные клетки» — неподатное население, являющееся элитой, составляло не более 6% от основной массы.
Более того, русские вырвались из пут своего северного сна, несмотря на климат и отдаленность, пробили толщу замкнутости и вошли в Европу на равных, став полноценным европейским государством.
Но все это проводилось за счет ужесточения эксплуатации крестьян, сведения их положения порой к рабскому существованию. С другой стороны, и развитие промышленности, и освоение новых земель позволило Российской империи выбраться из климатической ловушки, а просвещение и европеизация привели к развитию гуманизма в среде дворян и положили начало «крестьянскому вопросу».
Интересно, что в XVIII в. крестьяне при первой же возможности бросали бесперспективное земледелие и переходили на ремесло порой целыми деревнями.
И здесь Л. Милов ставит точку. Но его работа хороша тем, что вместо ненужной метафизики, ученый дает понять если не всю, то значительную часть механизмов русской истории.
Не Орда, «рабский менталитет» или тираны создали нашу историю, а необходимость выжить среди заснеженных просторов. Ни один народ не получал такие плохие условия на старте и не давал в ответ такой результат.
И будущее в книге Л. Милова остается открытым. Сам автор смотрит в него пессимистично:
«Иначе говоря, все сводится к тому, что объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе был всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже, чем в Западной Европе. Это объективная закономерность, отменить которую человечество пока не в силах».
Однако прогресс в XX веке изменил немало факторов и существенно снизил зависимость человека от природы, что, возможно, отменит фаталистский взгляд на нашу историю.
Обложка: «Winter is coming», Дмитрий Боголюбов / Joyreactor.
