«Авангард материи»: интеллект дельфинов как наша проекция и мостик к непознанному


Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.


Любые наши поиски внеземного разума или попытки разгадать загадки эволюции — лишь способ самопознания: Другой всегда нужен для того, чтобы понять, что мы из себя представляем. Томас Мойнихэн, британский исследователь и писатель, ныне работающий в Институте будущего человечества Оксфордского университета, рассказывает, как изучение дельфинов и их интеллекта помогло человечеству переосмыслить образ возможной внеземной жизни и изменить наше видение своего места в космосе, ответы на какие вопросы о себе человек пытался получить в этом поиске, откуда появилась идея, что во Вселенной выживают лишь цивилизации, потерявшие интерес к науке и технике, и какие вопросы перед нами ставят «три главных молчания» — космического пространства, других существ и нашего конца.

Несмотря на постановку вопросов к природе, как это когда-то предлагал философ Фрэнсис Бэкон, наука открыла нам на удивление молчаливый мир. Хотя в прошлом люди находили божественные послания в структуре самого космоса, сейчас космическое пространство отвечает на сигналы с Земли лишь незыблемым молчанием. Наше приглашение остается без ответа. Там, где бестиарии и басни позволяли любому животному рассказывать нам поучительные истории, теперь мы понимаем, что никогда не имели философского диалога с другими видами. Животные не говорят с нами. Ранее мы были уверены, что ведем непринужденную беседу с Природой, где могут возникать недоразумения, но общение продолжается непрерывно. А сейчас мы больше всего боимся особенного молчания– нашего потенциального вымирания.

Эти три современные молчания — космического пространства, других существ и нашего конца — могут лечь тяжелым бременем на нас. Но в истории наших удачных или неудачных попыток общения с этой Вселенной, в которой мы оказались, можно найти важные и обнадеживающие уроки.

В 1961 году, когда напряжение в холодной войне достигает своего пика, американский нейробиолог Джон Каннингем Лилли делает смелое заявление. Он сообщает, что впервые вступил в контакт с «иным» разумом. Но Лилли говорил не о маленьких зеленых человечках с Тау Кита, а о разуме гораздо ближе к Земле — дельфинов-афалин.

Предыдущее десятилетие Лилли занимался имплантацией электродов в мозг животных, пытаясь картографировать систему вознаграждения мозга. Начав исследовать серое вещество мозга макак, он был поражен результатами тестирования приобретенных им дельфинов. Он быстро убедился в их разумности. Когда ему показалось, что он услышал, как дельфины имитируют вокализации человека «высоким крякающим голосом Дональда Дака», он решил, что они также разговаривают между собой на «дельфинском языке».

Лилли первым убедительно продемонстрировал, насколько эти существа социально разумны. Конечно, другие уже давно делали подобные предположения. Древнегреческие авторы отмечали благородство и человеколюбие китообразных, рассказывая истории о дружеских отношениях между людьми и дельфинами. Но в современную эпоху репутация водных млекопитающих испортилась. В XIX веке британский натуралист и мореплаватель капитан Томас Браун в своей книге «Истории животного царства» (1833) назвал их «воинственными и прожорливыми». В 1836 году французский зоолог Фредерик Кювье отметил это превращение доброжелательных ангелов в хищных зверей, заклеймив диких дельфинов «глупыми обжорами». Но указывая на наличие у них большого мозга, он был уверен в их умственных способностях. У них нет природной конкуренции, поэтому нет необходимости развивать свой интеллект. Предполагая, что люди, выросшие в таких условиях, также были бы дикими, Кювье предложил цивилизовать дельфинов и тем самым раскрыть потенциал их рациональности.

Более века спустя, в 1960-х, Лилли делал подобные утверждения относительно способности дельфинов к обучению. Но он был уверен, что вскоре у него появятся неопровержимые доказательства — межвидовая коммуникация. Он охотно делал смелые прогнозы и предполагал, что дельфинов будут использовать в глубоководных спасательных группах или для картографирования дна океана. Возможно, они могли бы вести «психологическую войну» против вражеских подводных лодок. Лилли даже говорил о перспективах межвидового «психоанализа».

«Пока дельфины имеют хорошую репутацию среди широкой публики», — размышлял он. Но если они быстро «достигнут двухстороннего речевого уровня», нас «ждут проблемы», потому что они смогут получить накопленные человечеством знания, и произойдет «взрывное развитие» интеллекта дельфинов.

Стремясь сделать эту проблему еще более актуальной, он предложил разогнать свою «исследовательскую программу до ее максимальной скорости», чтобы мы получили определенное понимание межвидового общения до того, как наступит настоящее испытание — контакт с инопланетянами. Мы должны быть уверены, что наша межвидовая дипломатия находится на должном уровне, прежде чем контактировать с настоящими пришельцами. Общение с дельфинами позволяет пройти предварительное испытание. Учитывая возможные результаты недоразумения с другой цивилизацией, пренебрежение этим «может быть более разрушительным…, чем пренебрежение политическими последствиями атомной бомбы».

Лилли был далеко не единственным, кто считал, что контакт с пришельцами может произойти очень скоро. Такого же мнения придерживались и другие ученые. В начале 1960-х годов начался серьезный научный поиск внеземного разума, возглавляемый американским астрономом Фрэнком Дрейком и молодым ученым Карлом Саганом. Лилли даже пригласили выступить с докладом на конференции в Грин-Бэнк, Западная Вирджиния, где проходил проект «Озма» — первая организованная попытка использовать радиотелескопы для выявления сообщений от внеземных цивилизаций в Млечном Пути. Лилли три часа рассказывал о собственных исследованиях общения с другим видом. Группа ученых увидела в его работе четкий аналог собственных попыток установить контакт с инопланетянами. Под его влиянием они назвали себя орденом Дельфина. Большие надежды возлагались на то, что их поиски вскоре позволят услышать голоса в галактике.

Но как не оправдались пророчества Лилли о «двухстороннем разговоре», так и любые дальнейшие попытки поиска внеземного интеллекта (SETI – от англ. Search for Extraterrestrial Intelligence) не нашли никаких доказательств разумной жизни в Млечном Пути: в ответ — лишь молчание. Мы не цивилизовали дельфинов и не услышали радиосигналов цивилизованной галактики. Однако исследования Лилли помогли кардинально изменить то, как мы видим свое место в космосе, подчеркнув серьезность худшего молчания из всех — потенциального вымирания человечества.

По мнению предыдущих поколений, интеллект, идентичный нашему, бесспорно был настолько полезным и адаптивным, что стал в итоге неизбежным триумфальным результатом естественной истории. Считалось, что этот закон действует здесь и в других мирах, на нашей планете и за ее пределами, а также часто предполагали, что повсюду во Вселенной преобладают гуманоиды, владеющие языком.

Например, в трактате «Космотеорос», опубликованном посмертно в 1698 году, нидерландский полимат Христиан Гюйгенс объявил, что на других планетах живут человекообразные существа. Они могут иметь другой вид — возможно, даже быть ракообразными — но за исключением поверхностных косметических отличий они будут двуногими с руками, ногами и бинокулярным зрением. Они также будут иметь когнитивные способности, подобные человеческим — заниматься наукой, изобретать технологии и наслаждаться музыкой.

Позже, когда появились доказательства эволюционной истории, натуралистам показалось, что происходил непрерывный подъем к антропоидам. В 1813 году французский экономист Анри де Сен-Симон утверждал:

«Если человек является единственным животным, достигшим совершенства, то это только потому, что он остановил возможное развитие интеллекта других животных».

Мы занимаем интеллектуальную нишу как главные мыслители нашей планеты, но если мы оставим это место, кто-то другой, наконец, уверенно встанет на две ноги. И палеонтологи вскоре заметили, что относительные размеры мозга ископаемых животных, как казалось, постоянно увеличивались. Это трактовалось как палеонтологическая прелюдия, предвещавшая неизбежное появление больших человеческих черепов.

В своей книге 1855 года «Вселенная – не пустыня. Земля – не монополия» американский писатель Уильям Уильямс утверждал, что этот неизбежный эволюционный подъем к знакомому человеческому виду также касается «позвоночных на Юпитере или Нептуне». Такое развитие повторяется во всей Вселенной. Несколько лет спустя датский физик и химик Ханс Кристиан Эрстед заявил, что мы можем ожидать, что наши «законы красоты» и «принципы морали» также окажутся универсалиями космоса. Ввиду такой уверенности в космической неизбежности появления человечества страх относительно нашего вымирания был приглушен. В начале 1900-х годов английский писатель-фантаст и журналист Герберт Джордж Уэллс в своей философской лекции «Открытие будущего» (1902) смело заявил, что «миры могут замерзнуть, и солнца могут погибнуть, но сейчас началось движение в нас самих, которое уже никогда не остановить». Этим «движением» была технологическая цивилизация.

Затем, в 1914 году, механизированный конфликт охватил планету. Первая мировая война подтолкнула некоторых к предвидению, что с ростом научно-технической силы человечество может уничтожить себя. Уинстон Черчилль был одним из таких голосов: в 1924 году он писал, что «впервые» наш вид, кажется, обладает «орудиями… своего собственного уничтожения». Только за год до этого итальянский прозаик Итало Свево также предупреждал, что траектория научно-технического развития может оказаться фатальной: он представлял, что однажды недальновидный ученый случайно изобретет «уникальную взрывчатку», которую применят для уничтожения Земли, снова превратив ее в «туманность». На другой стороне Атлантики, в США, ученый Луиc Берман отметил, что «спекуляции» о природных рисках, таких как кометы или «угасание солнца», становятся «детской забавой» по сравнению с развитием огневой мощи цивилизации.

Однако таких прогнозов было очень мало. Более того, многие были уверены, что, даже если Homo sapiens уничтожит себя, цивилизация вновь расцветет на Земле. В 1928 году канадско-американский палеонтолог Уильям Диллер Мэтью радостно отметил, что вымирание человечества просто повернет «эволюционные часы» на несколько миллионов лет назад. Он предположил, что «в далеком будущем судьба мира может оказаться в лапах сверхумного пса, медведя или уважаемой ласки». Если млекопитающие погибнут вместе с нами, то, возможно, «ящерицы могут возродить эпоху рептилий» и миром будут править разумные пресмыкающиеся.

Опять же, предполагали, что эта эволюционная неизбежность появления технического и дискурсивного интеллекта выходит далеко за пределы Земли. Один из коллег Мэтью, французский палеонтолог и священник-иезуит Пьер Тейяр де Шарден заявил, что, как нашу планету могут заметить наблюдательные инопланетяне благодаря «фосфоресценции мышления», так же нам нужно лишь правильно настроить радиотелескопы, чтобы обнаружить, что Млечный Путь — это «облако мыслящих звезд».

Однако в 1932 году британо-индийский биолог Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн мудро заметил, что нет никаких гарантий того, что передовая цивилизация обязательно возродится, если она случайно уничтожит себя. А значит нам повезло, отметил он, что высвобождение человечеством энергии атома кажется «очень маловероятным». Через год американский физик венгерского происхождения Лео Силард допустил возможность осуществления цепной ядерной реакции. Энергия атома вскоре стала большой угрозой в мире, который еще ничего не подозревал.

В 1955 году британо-венгерский писатель Артур Кёстлер отметил, что со времени первых испытаний водородной бомбы внезапно появился «интерес к жизни на других звездах». Объясняя этот ажиотаж тем фактом, что мы чувствуем, будто «обречены на вымирание» на Земле, он утверждал, что мы можем надеяться лишь на то, что другие цивилизации во Вселенной окажутся мудрее.


Читайте также Наши представления о внеземной жизни — иллюзия?


Оставалась одна проблема — где они все? В начале 1960-х годов орден Дельфина был в смятении, когда стало понятно, что Млечный Путь не является шумным облаком мыслящих звезд. Несмотря на это, газеты с радостью писали о проекте «Озма» и, в частности, об участии Лилли в поиске инопланетян. Сообщалось, что Лилли обнаружил «иной» интеллект на Земле: единственная причина, почему мы пока не заметили их разумности, состоит в том, что дельфины, «в отличие от людей, не склонны к технике». Один журналист, наследуя привычку Лилли к яркому преувеличению, написал, что китообразные могут «владеть гораздо большим интеллектом, чем [люди]», но, поскольку они не имеют рук, эти сверхумные океанские существа никогда не смогут создать телескопы или «инициировать коммуникацию». Подобный сценарий считали возможной причиной отсутствия сигналов от пришельцев.

Говорили, что здесь, на нашей планете, передовые умы развились без каких-либо побуждений или стремлений ходить прямо, подняться в небо или загрязнять планету радиацией. Внезапно «склонный к технике» разум, подобный нашему, больше не казался неизбежным явлением в космосе: его появление могло быть более случайным, а существование — более уязвимым. По словам самого Лилли:

«Нет ли других путей для развития большого мозга?»

Общаясь с прессой, Дрейк утверждал, что технологическая цивилизация, несомненно, умеет хорошо адаптироваться к различным обстоятельствам, поэтому «кажется разумным считать, [что она возникнет] на большинстве планет, поддерживающих жизнь». Однако он отметил, что «не все эксперты по эволюции соглашаются с этим», и указал на дельфинов-афалин как на доказательство того, что интеллект может не быть техническим.

В 1960 году газета The Baltimore Sun опубликовала сатирический материал о том, как проект «Озма» якобы устанавливает контакт с жителями Тау Кита. Когда тау-китанцам передают, что земляне — это «двуногие без перьев», в ответ человечество слышит только «космический смех». Инопланетяне объясняют, что и на их планете когда-то жили технологические человекообразные обезьяны, пока не уничтожили себя собственными изобретениями. Затем идет кульминация шутки. Оказывается, что тау-китанцы являются «морскими свиньями» — «совершенной, окончательной формой, к которой стремится Природа везде во Вселенной, где есть жизнь».

Через год Силард — архитектор атомной эпохи — опубликовал сборник произведений «Голос дельфинов» (1961). Титульный рассказ описывает альтернативный ход холодной войны. Прямо ссылаясь на Лилли, автор представляет основание научно-исследовательского института, доказывающего, что китообразные значительно умнее людей. У них просто нет мотивации использовать свой огромный интеллект, поскольку они вполне довольны «подводным образом жизни». Поэтому ученые находят для них стимул «выполнять сложные интеллектуальные задачи», задействовав их гениальность, пропадающую зря. Они заманивают дельфинов лакомым деликатесом — террином. В ответ на обещание накормить их паштетом дельфины немедленно начинают выигрывать Нобелевские премии. Быстро решив все научные проблемы, они берутся за решение болезненного вопроса мира на Земле, тем самым предотвращая угрозу термоядерного самоуничтожения человечества.

Другое произведение в книге Силарда рассказывает о том, как внимание инопланетян привлекают «таинственные вспышки» на Земле, которые в их телескопических исследованиях выделяются на фоне глубин космоса. Это не благозвучная «фосфоресценция мышления», а скорее ужасное эхо ядерной войны, о чем свидетельствуют спектрографические показатели взрыва урана.

В декабре 1961 года журнал Science опубликовал знаковую статью Джона Лилли и Элис Миллер об общении дельфинов. В том же номере вышло эссе немецкого астрофизика Себастьяна фон Хорнера, предлагавшего различные причины молчания галактики. В условиях холодной войны самоуничтожение вдруг показалось очевидным виновником. Распространенной стала мысль, что инопланетные цивилизации разработали водородную бомбу, а затем уничтожили себя. Поэтому в космосе царит мертвая тишина.

«Сегодня, как никогда, небо кажется угрожающим, — писал американский антрополог и натуралист Лорен Айзли. — В прошлом веке фонарщики, ходившие по улицам в темное время суток, с безразличием смотрели на звездное небо. Сейчас звезды волнуют поколение, выросшее под звуки сирен воздушной тревоги».

Без доказательств существования более развитых внеземных цивилизаций мы не можем утешить себя, что человечество имеет шанс на мирное будущее. Поэтому Айзли обратил свое внимание на наших «братьев-млекопитающих», чтобы лучше понять возможную судьбу человечества. Однако непостижимость их природы давала мало утешения. Зато животные оказались чистым полотном, на которое можно проектировать собственные представления. Айзли восторженно романтизировал первозданную невинность дельфинов как альтернативу человеческому падению, описывая их как «бестелесный разум, плавающий в зеленых волнах сказочного моря — возможно, близкий или подобный нашему, но не имеющий рук для создания чего-то нового… или загрязнения стронцием планетарных ветров». А что, если на других планетах живут философски настроенные морские свиньи, которых никогда не соблазнить опасными обещаниями индустриализации? Айзли делает вывод, что «во Вселенной нет более одинокого существа, чем человек».

Если раньше интеллект, подобный человеческому, казался таким чрезвычайно полезным и адаптивным, что его повсеместное появление было неизбежным, то теперь дельфин стал символическим стимулом к осознанию того, что технологические цивилизации вполне могут быть космической случайностью. Ведь шаг навстречу технологиям, возможно, не является неизбежным. Ни космическое пространство, ни наши родственники-млекопитающие не оправдали наших ожиданий найти признаки разумной жизни, подобной человеческой, а потому появилось ощущение уязвимости и ценности человеческого бытия.

В 1960 году американский антрополог Уильям Уайт Хауэлс задал прямой вопрос:

«Предположим, что человечество бессмысленно уничтожит себя в результате технологического прогресса. Появится ли Homo sapiens снова?»

Рассматривая древо жизни, он считал, что другие умные млекопитающие прекрасно справляются с выживанием без изобретения сельского хозяйства или компьютеров:

«Поэтому все наши надежды на возрождение тщетны, и нам лучше снять руку с ядерной кнопки».

Морские свиньи не смогут занять наше место.

Поиск причин космического молчания заставил экспертов серьезно задуматься о различных технических изобретениях, которые могут сократить продолжительность жизни цивилизации. Изобретения, которые могут ожидать нас в будущем. К середине 1960-х годов советский астрофизик Иосиф Шкловский и польский писатель Станислав Лем предложили в дополнение к атомной бомбе еще много других потенциальных разрушителей цивилизации — от «создания искусственного интеллекта» до «перепроизводства информации».

Однако некоторые предлагали другое объяснение. Возможно, на исчезновение обречены не цивилизованные организмы, а лишь их научно-технический «склад ума». Фон Хорнер предполагал, что не уничтожают себя те цивилизации, которые «теряют интерес к науке и технике». По его логике, только это позволит человеку установить стабильную и устойчивую связь с окружающей средой в долгосрочной перспективе.

Позже, в 1971 году, на первой советско-американской конференции «Общение с внеземным разумом» (CETI – от англ. Communication with Extraterrestrial Intelligence), некоторые участники предположили, что мы не находим доказательств суперцивилизаций в галактике, потому что выживают только те, которые отказываются от рискованного технического развития и вместо него погружаются в природу. Согласно этой гипотезе, развитые цивилизации или самоуничтожаются, или сосредоточивают свое внимание на чем-то вроде дзэн-буддизма ради духовного и личного самосовершенствования — теряя всякий интерес к внешней реальности или «количественному» росту. Российский астрофизик Владимир Липунов допускал, что во Вселенной научный разум периодически развивается, приобретает все возможные знания и, удовлетворив свою сильную любознательность, отмирает. В 1978 году философы Аркадий Урсул и Юрий Школенко писали о таких теориях относительно «возможного отказа в будущем от “технологического пути” развития» и считали, что для человечества это означало бы «превращение в нечто вроде дельфинов».

В своей книге «Метатель звезд» (1978) Айзли размышлял:

«Если бы человек пожертвовал руками ради плавников… он оставался бы философом, но потерял бы разрушительную силу запечатлевать свои мысли на теле мира».

К сожалению или к счастью, но это не соответствует действительности. Как в 1986 году заявил американский астрофизик Дэвид Брин, дельфины умны, но сообщения 1960-х годов о том, что они были скрытыми гениями, являются лишь «сказками». По иронии судьбы, кроме того, что он был консультантом NASA, Брин также известен тем, что пишет научно-фантастические эпопеи, в которых фигурируют образованные дельфины. Но Брин подчеркивает, что это просто вымысел: «навыки решения проблем даже самой умной морской свиньи не могут сравниться с навыками маленького ребенка».

Дельфин как идеальное плавающее означающее стал мирным «чужим», голосом которого мы озвучиваем наше чувство собственного технологического падения. (Хотя когда-то мы называли его «воинственным и прожорливым».) Но технологичность является неотъемлемым признаком человечества. Возможно, еще со времен Homo erectus наша физиология формировалась под влиянием наших изобретений. К тому же именно технологии сделали людей философами. Облегчив для наших предков удовлетворение основных потребностей и интересов благодаря большим урожаям и безопасности городов, подъем технологической цивилизации первым способствовал развитию интереса к непредвзятым исследованиям. Без технологий мы были бы слишком заняты поиском пищи, чтобы стать нравственными существами. Мы точно не могли бы думать о молчании космоса.

И откуда это ощущение уникального падения человечества? Другие животные так же кардинально меняли, даже отравляли, планету. Более двух миллиардов лет назад фотосинтез цианобактерий, возможно, вызвал первое массовое вымирание на Земле, загрязнив атмосферу кислородом, которым мы сейчас дышим. Разница между нами и цианобактериями заключается в том, что мы понимаем свое экологическое воздействие и начинаем брать на себя ответственность за него. У этой медали две стороны. Осознавая потенциальные последствия наших поступков, мы можем одинаково хорошо распознавать в них и плохое, и хорошее — от самых малых до самых больших масштабов. Без свободы упасть мы не можем стоять: наша способность к действительно последовательному альтруизму и способность отравить стронцием планетарные ветры имеют тот же корень. Хотим мы этого или нет, мы в ответе за Вселенную.

Сегодня благодаря присущему человечеству техническому развитию ученые достигли успеха в понимании непосредственного общения дельфинов. Мы знаем, что дельфины-афалины имеют индивидуальные свистки, чтобы обращаться друг к другу. Морские биологи, такие как Дениз Херцинг, применяют методы машинного обучения для поиска наборов данных вокализации дельфинов, надеясь определить, можно ли в них найти сложные языковые структуры. Но предположение о том, что китообразные являются определенными скрытыми суперфилософами, больше не находит поддержки среди ученых. Эксперт по общению животных Арик Кершенбаум утверждает, что дельфины не имеют настоящего языка, и если человечество исчезнет, ​​они (или любые другие животные) не смогут развить лингвистические способности. Другие, например биолог и философ Рассел Пауэлл и астробиолог Кевин Хэнд, отмечают, что жизнь в водной среде создает серьезные препятствия для способности создавать орудия и технологии. Это касается нашей и других планет — как в океанах Земли, так и Европы.

Что касается Лилли, то он впоследствии дискредитировал себя все более странными заявлениями. Изобретя камеру сенсорной депривации, он погрузился в психоделические эксперименты над собой. Его дальнейшие работы полны удивительных милленаристских видений межзвездного заговора. Он верил, что злой внеземной Сверхразум влияет на Землю, подталкивая человечество к упадку из-за добровольного отказа от собственной субъектности в пользу компьютеров. Для Лилли нашим единственным шансом на спасение от машинного апокалипсиса было понимание языка дельфинов, которые все это время общались с дружественными НЛО. Как только мы научимся языку дельфинов, китообразные научат нас древним знаниям пришельцев — это наш единственный путь к спасению от вымирания.

Такое стремление получить для человечества полную библиотеку галактической мудрости — это просто ностальгическое желание вернуться к определенности нерушимого теистического авторитета. Дрейк раскрывает этот религиозный подтекст в своем эссе «На руках и коленях в поисках Элизиума» (1976), предполагая, что от пришельцев мы получим инструкции, как достичь бессмертия. Такие настроения противоречат фундаментальному положению, согласно которому мы должны иметь смелость использовать собственный разум, sapere aude, и брать на себя все сопутствующие риски. Мы надеемся, что на других планетах есть более мудрые существа, но если мы хотим лучшего мира, нам нужно построить его самостоятельно, на опыте собственных ошибок прошлого и будущего, а не ждать готовых ответов от Вселенной.


Читайте также

Поиски смысла: вера во внеземной разум как религиозный импульс

Есть ли у человечества «высшее предназначение»?


Почетный член ордена Дельфина Шкловский оставался убежденным, что отказ от науки и техники станет судьбой хуже вымирания. Он отметил, что если другие пригодные для жизни планеты населяют спокойные посттехнологические существа, похожие на морских свиней, то можем считать, что мы одни во Вселенной: в том смысле, что мы единственные, кто стремится изменить мир к лучшему.

В 1960-х годах Шкловский еще надеялся, что мы живем в густонаселенной галактике. Но к 1980 году он убедился, что мы могли быть единой технологической цивилизацией. По мнению Шкловского, это означает, что мы не получим пособий с инструкциями или дорожных карт с других планет. Но это не повод для отчаяния. Это может возложить на наши плечи титанические обязанности — ведь «ответственность человечества» возрастает вместе с «исключительностью задач, стоящих перед ним», — но это также означает, что мы можем достичь не менее титанических свершений. Шкловский предполагал, что мы могли быть «авангардом материи», то есть — одним единственным хрупким семенем, которое могло пустить свои корни по всей галактике, а возможно и за ее пределы, оплодотворяя и обогащая до этого стерильный и молчаливый космос жизнью, сознанием и даже общением. Если мы действительно одни в этой немой Вселенной, положительные последствия наших действий могут иметь без преувеличения астрономические масштабы.

Это тяжелое бремя, которое мы можем не вынести. Но желание жить жизнью морской свиньи — это наш особый — человеческий, слишком человеческий — способ уйти от ответственности. Вот почему мы должны продолжать задавать природе вопросы, какой бы некоммуникабельной и молчаливой она не была. Ибо, по словам американского философа Уилфрида Селларса, неважно, представляем ли мы, что это происходит с «марсианином», «двуногим без перьев» или даже «дельфином», но как только любое существо вкусило яблоко с древа познания и осознало потребность найти ценностную опору во Вселенной немых фактов, пути назад нет. Единственное решение – «съесть яблоко до последнего зернышка».

Статья впервые была опубликована на английском языке под названием «Dolphin intelligence and humanity’s cosmic future» в журнале Aeon 18 марта 2021г.

Перевод с английского Павла Шопина
Обложка: Elvis Kennedy/Flickr

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Обозреватель:

Подписаться
Уведомить о
guest

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: