Спонтанность как позитивная свобода: Эрих Фромм о возвращении к себе


Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.


Перечитываем «Бегство от свободы» Эриха Фромма и разбираемся, какие бывают механизмы бегства и как перестать бежать.

Человек, как любое живое существо, стремится к свободе. Он за нее борется, страдает, претерпевает и даже умирает. Однако мы также можем наблюдать, как человек ее неосознанно отвергает, ведь быть свободным — значит брать полную ответственность за свои выборы и поступки. Именно этот парадокс раскрывает в своем труде «Бегство от свободы» Эрих Фромм.

Книга, критикующая коричневую чуму, которая опоясала всю Европу, вышла в горячий 1941 г. Автор анализирует причины, по которой человечество, обеспечив себя всевозможными благами, пытается облачиться в оковы авторитарной диктатуры. 

Даже спустя 80 лет тезисы о стремлении к власти и желании подчиняться отражают жизнь масс, для которых свобода остается тяжким бременем. Описанные Сартром «тревога», «заброшенность», «отчаяние» стали главными причинами человеческого страха свободы и бегства от нее. Вместо «дыры размером с Бога» в сердцах людей поселилось желание быть управляемыми, лишь бы не нести бремени ответственности за собственные поступки. Но Фромм фокусируется не на моральных аспектах, а на психологических.

«Людьми управляют экономические кризисы, безработицы, войны», — пишет автор, отсылая нас к тому, что бегство связанно с выживанием человека в социуме, его потребности в самореализации. Ведь солидарность с «идеями, моральными ценностями или хотя бы социальными стандартами и дает ему (индивиду) чувство общности и “принадлежности”». Но какие ценности человек может считать собственными?

В этом и состоит главный вопрос: мы с раннего возраста включаемся в процесс социальной адаптации и теряем грань между личными стремлениями и желаниями во имя поощрения наших действий другими. Для человека, живущего в эпоху индивидуализма, эта мысль кажется безумной. Ведь мы свято верим в право на свободу слова, мысли и чувств, которая и должна взращивать в нас личность. Хотя это право «имеет смысл только в том случае, если мы способны иметь собственные мысли». Эта дилемма истинности и ложности ценностей особенно остро проявляется в период нестабильности. И индивиду необходимо выбирать между адаптивностью к системе ценой утраты своей личности или более радикальным ходом — реформацией самой системы.

При этом реформация, по мнению Фромма, не значит полное её отвержение и бунт ради бунта. Так, например, для авторитарного мышления, которое выделяет Фромм в качестве одной из психологических форм бегства от свободы, принципиальны вопросы власти и подчинения. При этом если «бунтующий человек» Камю защищает свое право на свободу в пределах определённой системы, то Фромм говорит о замкнутом круге, в котором бунт против одной власти оборачивает преклонением перед другой, потому что для уже упомянутого авторитарного характера страшна свобода, которая лежит вне иерархических или симбиотических отношений. Такой бунт служит приглушению тревоги и временному возвращению себе чувства контроля.

«В авторитарном характере есть одна особенность, которая вводила в заблуждение многих исследователей: тенденция сопротивляться власти и отвергать любое влияние «сверху». Иногда это сопротивление затемняет всю картину, так что тенденции подчинения становятся незаметны. Такой человек постоянно бунтует против любой власти, даже против той, которая действует в его интересах и совершенно не применяет репрессивных мер. Иногда отношение к власти раздваивается: люди могут бороться против одной системы власти, особенно если они разочарованы недостаточной силой этой системы, и в то же время — или позже — подчиняются другой системе, которая за счет своей большей мощи или больших обещаний может удовлетворить их мазохистские влечения. Наконец, существует такой тип, в котором мятежные тенденции подавлены совершенно и проявляются только при ослаблении сознательного контроля (либо могут быть узнаны лишь впоследствии по той ненависти, которая поднимается против этой власти в случае ее ослабления или крушения). С людьми, у которых мятежность преобладает, можно легко ошибиться, решив, что структура их характера прямо противоположна характеру мазохистского типа. Кажется, что их протест против любой власти основан на крайней независимости; они выглядят так, будто внутренняя сила и целостность толкают их на борьбу с любыми силами, ограничивающими их свободу. Однако борьба авторитарного характера против власти является, по сути дела, бравадой. Это попытка утвердить себя, преодолеть чувство собственного бессилия, но мечта подчиниться, осознанная или нет, при этом сохраняется. Авторитарный характер — никогда не «революционер», я бы назвал его «бунтовщиком». Множество людей — и политических движений — изумляют не очень внимательного наблюдателя кажущейся необъяснимостью перехода от «радикализма» к крайнему авторитаризму. Психологически эти люди типичные бунтовщики».

Любое изменение имеет под собой конкретные причины, авторитаризм же определяется «эмоциональными стремлениями» и в поисках условий, ограничивающих свободу человека, часто опирается на феномен «неумолимой судьбы». Именно по ее воле существуют угнетенные и угнетающие, господы и рабы, богатые и бедные. Этот фатум явственно рационализируется, например, религией – «На всё воля Божия» или этической дилеммой «долга». Авторитарность всегда цепляется за прошлое. Это стержень, который помогает управлять массами. Ведь новое — неизвестное безумие, а прошлое — стабильный базис, который вертит планету Земля. При этом нельзя не задаться вопросом о том, было бы развитие человечества, если бы не устрашающая новизна и неопределенность?

«Не только силы, непосредственно определяющие личную жизнь человека, но и силы, от которых зависит жизнь вообще, воспринимаются как неумолимая судьба. По воле судьбы происходят войны, по воле судьбы одна часть человечества должна управлять другой; так уж суждено, что никогда не уменьшится страдание на этом свете. Судьба может рационализироваться. В философии это — «предназначение человека», «естественный закон»; в религии — «воля господня»; в этике — «долг»; но для авторитарной личности это всегда высшая внешняя власть, которой можно только подчиняться. Авторитарная личность преклоняется перед прошлым: что было — будет вечно; хотеть чего-то такого, чего не было раньше, работать во имя нового это или безумие, или преступление. Чудо творчества — а творчество всегда чудо — не вмещается в его понятия».

В человеческую сущность заложена любознательность, стремление к новому с целью отыскать идеал во имя блага, а не вечного рабства, умело завуалированного системой. Особенность подобного рабства состоит в том, что фактор принуждения подменяется понятием свободы выбора. Человек свободен выбирать специализацию своей будущей профессии, хотя социум дает дифференциации престижности, высокооплачиваемости и других ключевых понятий, которые неосознанно склоняют индивида к мысли о выборе. 

Выбирая президента, люди определенным образом снимают с себя ответственность, давая безграничную власть одному человеку. Никому не хочется подчиняться, но для большинства такая неосознанная модель поведения — истинная и вечная. К тому же человек, будучи социальным существом, боится мыслей и ценностей, которые могут быть отвергнуты большинством. 

Фромм задается вопросом: как же человек может выйти из этого порочного круга? Способен ли он обрести истинную свободу, выходящую за рамки побега в авторитарные зависимые отношения или конформизм?

Автор пишет о стремлении индивида к позитивной свободе и одном из главных его проявлений — “спонтанности.” Спонтанная — не значит импульсивная. Скорее, это проявление свободной деятельности человека, реализация всего его потенциала.

«Процесс развития свободы — не порочный круг; человек может быть свободен, но не одинок, критичен, но не подавлен сомнением, независим, но неразрывно связан с человечеством. Эту свободу человек может приобрести, реализуя свою личность, будучи самим собой. Но что значит реализовать свою личность? Философы-идеалисты полагали, что личность может быть реализована одними только усилиями интеллекта. Они считали для этого необходимым расщепление личности, при котором разум должен подавлять и опекать человеческую натуру. Однако такое расщепление уродовало не только эмоциональную жизнь человека, но и его умственные способности. Разум, приставленный надзирателем к своей узнице — натуре человека, стал в свою очередь узником, и, таким образом, обе стороны человеческой личности — разум и чувство — калечили друг друга. Мы полагаем, что реализация своего «я» достигается не только усилиями мышления, но и путем активного проявления всех его эмоциональных возможностей. Эти возможности есть в каждом человеке, но они становятся реальными лишь в той мере, в какой они проявляются. Иными словами, позитивная свобода состоит в спонтанной активности всей целостной личности человека».

Именно творческая активность, по Фромму, поможет человеку перестать быть закостенелым автоматом в руках систем, обрести свою сущность. Творчество не всегда подразумевает искусство. По мнению Бердяева, это многоаспектное и применимое ко всем сферам человеческой деятельности понятие означает «способность человека из доставляемого действительностью материала созидать новую реальность, удовлетворяющую многообразным потребностям человеческой жизнедеятельности». Спонтанная активность направлена на обретение человеком гармонии с миром и качественное его преобразование. Ведь человек, подавляя свои эмоциональные, интеллектуальные и творческие порывы, попросту надевает на себя маску, удовлетворяя потребности псевдоличности, а не свои собственные. 

«Спонтанная активность — это не вынужденная активность, навязанная индивиду его изоляцией и бессилием; это не активность робота, обусловленная некритическим восприятием шаблонов, внушаемых извне. Спонтанная активность — это свободная деятельность личности; в ее определение входит буквальное значение латинского слова sponte — сам собой, по собственному побуждению. Под деятельностью мы понимаем не «делание чего-нибудь»; речь идет о творческой активности, которая может проявляться в эмоциональной, интеллектуальной и чувственной жизни человека, а также и в его воле. Предпосылкой такой спонтанности являются признание целостной личности, ликвидация разрыва между «разумом» и «натурой», потому что спонтанная активность возможна лишь в том случае, если человек не подавляет существенную часть своей личности, если разные сферы его жизни слились в единое целое».

Поиск себя, создание истинных ценностей должны строится не на социальных паттернах, таких как обретение богатства или престижа, а на внутренних стремлениях человека, его желаниях и потребностях. Ведь именно человек, следующий нарративу развития своей личности, не сможет слепо и некритично подчиняться системе, в которой все превращается в бездушный материал или товар.

«Неспособность действовать спонтанно, выражать свои подлинные мысли и чувства и вытекающая из этого необходимость выступать перед другими и перед самим собой в какой-то роли — под маской псевдоличности — вот в чем источник чувства слабости и неполноценности. Сознаем мы это или нет, но мы ничего так не стыдимся, как отказа от себя, а наивысшую гордость, наивысшее счастье испытываем тогда, когда думаем, говорим и чувствуем подлинно самостоятельно. Отсюда следует, что важна именно деятельность сама по себе, а не ее результат. В нашем обществе принято противоположное убеждение. Мы производим не для удовлетворения конкретных потребностей, а для абстрактной цели продать свой товар; мы уверены, что можем купить любые материальные или духовные блага и эти блага станут нашими без какого-либо творческого усилия, связанного с ними. Точно так же наши личные качества и плоды наших усилий мы рассматриваем как товар, который можно продать за деньги, за престиж или власть. При этом центр тяжести смещается с удовлетворения творческой деятельностью на стоимость готовой продукции; и человек теряет единственное удовлетворение, при котором мог бы испытать настоящее счастье, — наслаждение процессом творчества. Человек же охотится за призраком, за иллюзорным счастьем по имени Успех, который каждый раз оставляет его разочарованным, едва ему покажется, что он достиг наконец чего хотел».

Эрих Фромм недаром делает акцент на обретении человеком позитивной свободы, то есть такой, которая способна приблизить индивида к полной реализации его личности. При этом автор указывает на то, что человеку свойственно сомневаться, особенно в самом себе, размышляя о правильности своего выбора, ценностей и места в мире.

«Если индивид реализует свое «я» в спонтанной активности и таким образом связывает себя с миром, то он уже не одинок: индивид и окружающий мир становятся частями единого целого: он занимает свое законное место в этом мире, и поэтому исчезают сомнения относительно его самого и смысла жизни. Эти сомнения возникают из его изолированности, из скованности жизни; если человек может жить не принужденно, не автоматически, а спонтанно, то сомнения исчезают. Человек осознает себя как активную творческую личность и понимает, что у жизни есть лишь один смысл — сама жизнь».

Автор: Юркевич О.

Обложка: Aaron Brown / Flickr


«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.


Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Обозреватель:

Подписаться
Уведомить о
guest

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: