Психотерапия как контркультура, или Выход за пределы общепринятого


Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.


«Психоанализ оказался средством сомнения в нравах своей эпохи, как остаётся средством сомнения до сих пор. Что является истинным источником норм и правил? Всегда ли это осознаваемые конструкции? Как наше прошлое воплощается в настоящем и влияет на будущее? Как стать хозяином собственного психического пространства?» Врач-психотерапевт Максим Чекмарев размышляет, почему психотерапия контркультурна и маргинальна по своей сути и не может быть явлением массовым и модным по определению, что роднит психотерапию с ритуалами перехода и в чем смысл критического анализа повседневности — контркультуры сомнения.

Меня раздражает тенденция говорить о психотерапии как о чём-то модном. Психотерапия не может быть модной по определению, хотя бы потому, что она — явление контркультурное. Отдельные положения оказали влияние на массовую культуру, язык наполнился терминами, употребляемыми к месту и не к месту, написано немало популярных книг и статей, но сама практика психотерапии маргинальна. Попробую ответить почему.

Обычно мы имеем дело с кризисами в жизни наших клиентов. Кризис — это состояние, в котором больше нельзя по-старому, но как жить по-новому, ещё совсем не понятно. Человек уже вышел на край прежнего привычного мира, чем бы этот выход не был обусловлен. Рождение ребёнка, вступление в брак, новость о серьёзном диагнозе, измена супруга, крушение мечты… Происходящее в настоящем заставляет искать опоры в опыте прошлого, а там нет ничего подходящего для решения. Иногда не просто нет подходящего, а напротив — опыт прошлого мешает, ранит и уводит от цели. Готовых решений в краевых состояниях нет, в них обычно есть ощущение тупика, пустоты, потерянности и душевной боли. Антрополог Виктор Тёрнер называл эти состояния маргинальностью и лиминальностью. Маргинальность означает достижение края, мы, собственно, и говорим, что «дошли до края», когда испробовали всё известное, но лучше не стало. Это заставляет выйти за порог знакомого, за черту нормального, если хватает смелости — оказаться в лиминальном состоянии. Люди на грани одиноки. Именно поэтому и психотерапевты маргинализованы, находятся на краю, чтобы помочь перейти в новое состояние и вернуться в жизнь.

Мне важно видеть смысл психотерапии за пределами медицинского подхода, как, в принципе, и подхода психологического. Это родственные практики, но есть важный нюанс, которые я хочу подчеркнуть — психотерапия непосредственно связана с конструированием новой реальности, нового качества жизни, мужественным переходом за край, чтобы трансформировать себя и вернуться. Культура знала и продолжает знать большое количество ритуалов перехода. В традиционной культуре они регламентированы, в современной размыты, часто обесценены, каждый вынужден искать что-то подходящее персонально ему. Приходится снова и снова обнаруживать в себе то, что Пауль Тиллих назвал «мужеством быть», находить силы и двигаться дальше. «И к полноте бытия приведёт лишь одиноко прочерченный путь через бессонный простор», — писал Рильке (перевод З. Миркиной).

Разговор о нашей жизни запах пафосом и поэзией. Но «пафос» буквально переводится как «чувство», а «поэзия» как «творчество», а, собственно, о творчестве в области отношений и чувств мы и говорим, касаясь психотерапии. Прививка реальностью случается тогда, когда мы встречаемся с контекстом реальных кризисов и проблем. Здесь царит повседневность, жизнь «нормальных людей», за которой лишь гадательно можно увидеть героя древнегреческой трагедии. Но именно они приходили на ум Фрейду, когда он создавал теорию и практику психоанализа, в глубине души мы — гораздо сложнее, чем кажется.

Психоанализ и оказался средством сомнения в нравах своей эпохи, как остаётся средством сомнения до сих пор. Что является истинным источником норм и правил? Всегда ли это осознаваемые конструкции? Как наше прошлое воплощается в настоящем и влияет на будущее? Как стать хозяином собственного психического пространства? Мы понимаем, как обманываем себя, находя приятную форму для страхов и внутренних противоречий. Жестокость можно назвать дисциплиной, глухоту к нуждам тела — аскетизмом, страх близости заменить погружённостью в бизнес. Это спасает на время, но психика надламывается. Процесс возвращения себя себе напоминает труд старателя — среди череды свободных ассоциаций собирать по крупицам материал бессознательного, который норовит скрыться. Психотерапевт поэтому и вступает в этот процесс в двух ролях — самого себя и зеркала для своего клиента. Двойственность роли, способность аутентично присутствовать в себе и эмпатически в клиенте по-прежнему остаётся основным навыком психотерапевта. Специалист подвергает сомнению даже себя, анализируя контрперенос, за который, в трактовке Паулы Хайманн, по умолчанию принимаются любые переживания психотерапевта в его контакте с клиентом. Вместо ответа психотерапия ставит вопрос не только перед клиентом, но и перед самим терапевтом.

Принцип критического анализа повседневности, привычной культуры со времён Фрейда только развивался. Карен Корни и Эрих Фромм писали об искажённом устройстве общества, Франсуаза Дольто и Александр Нилл показали наше дискриминирующее отношение к детям, Пауль Тиллих и Ролло Мэй указали на всеохватность тревоги, Джеймс Бьюдженталь и Карл Роджерс напомнили о важности субъективности. Я могу продолжать, но уже понятно, что ни один из авторов не занимался апологией миропорядка, он становился адвокатом человека перед лицом мира. У героя трагедии появляется союзник, который не может устранить его страдание, но может сострадать и помочь выбирать преодоление или принятие.

Настаёт время вернуться к моему тезису, что психотерапия — практика маргинальная и контркультурная. Она адресована тем, кто находится на краю, проводником становится человек, который учился помогать другим, исследуя свой собственный край мира. Она противостоит части культуры, усвоенной клиентом, чтобы он мог построить новое. Можно изумиться, способна ли контркультура быть конструктивной? Способна. Ответ прост: психотерапия — это не контрультура разрушения, которую мы привыкли распознавать легко. Это контркультура сомнения, но её принято бояться ещё сильнее.

Сомнение постепенно оставляет нас без опор. Шагнув за край, мы всё оставили, точно так же оставляет прошлую жизнь тот, кто проходит ритуал перехода. Возможно, он вернётся в своё племя даже с новым именем. Но смысл перехода — вернуться, а не покинуть навсегда. Клиент должен выбрать жизнь, самого себя, других людей, однако сделать это с иной перспективы. Какой она будет? Никто не знает, выбор — это прыжок в неопределённость.

Психотерапевт создаёт пространство сомнения для клиента. Не в меньшей мере он создаёт пространство для обнаружения себя. Это убежище, в котором внешний мир может стать безмолвным, чтобы появилась возможность расслышать голос, доносящийся изнутри, а расслышав — найти тот способ жизни, в котором я смогу быть настоящим, оставаясь равно и с другими, и с собой.


Читайте другие статьи автора:

Как Шопенгауэр, Кьеркегор и Ницше создали современную психотерапию

К истории психиатрии: как мы перестали интересоваться внутренним миром человека

Психотерапевт из машины: как технологии помогают нам прятаться от боли


Автор:Максим Чекмарев


«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.


Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Обозреватель:

Подписаться
Уведомить о
guest

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: