Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.
Публикуем небольшое эссе «Слон и Муравей» (L’éléphant et la fourmi) французского писателя, «пресыщенного циника, денди и нигилиста» Ролана Жаккара (Roland Jaccard) о трагичдной безысходности любви в современном мире, изматывающем времени и бренности существования.
СЛОН И МУРАВЕЙ
Тринадцать маленьких вариаций на тему горестей любви —
от сотворения мира до конца нашего века
Неудавшийся эксперимент
Бог мерит шагами свой кабинет и вдруг видит через окно Дьявола, который волочит за собой какой-то старый сундук. Заинтригованный Бог зовет своего секретаря и спрашивает: «Что в этом сундуке?» — «Мужчина и женщина», — отвечает тот. Бог, недоумевая, роется в своих бумагах и наконец хлопает себя по лбу: «Ах да, вспомнил! Этот неудавшийся эксперимент… Что же, они еще живы?»
Плюшевый медвежонок
Как много рассуждали еще не так давно об эротике и смерти, об эротике как известном тяготении к смерти! Не означает ли это веры в пагубность сексуального влечения и всесильность смерти? А ведь главное в этой жизни — верить, что живешь. Кто же в наше время окажется столь самонадеянным или столь наивным, чтобы принять на веру эти разглагольствования? Очарование конца века в том и состоит, что время измотало нас и повергло в глубокое уныние: даже наши собственные мечтания, будь они самыми сладостными или, наоборот, смертоносными, угнетают нас, лишенные прелести, словно располневшие танцовщицы, которые никак не решаются покинуть сцену.
Действительно, можно ли представить себе что-нибудь более эротичное, чем слезы девочки, прижимающей к груди свою любимую игрушку — плюшевого медвежонка — лишь для того, чтобы убедиться в бренности собственного существования, в бренности существования вообще?
Капелька извращенности
Что остается современному человеку, у которого отнята его природная сексуальность? Только воссоздавать ее в области воображаемого. Ибо в реальной жизни он сталкивается лишь с собственным бессилием да с холодностью партнеров. Но именно из бессилия и холодности рождаются самые изумительные шедевры — на то и существует искусство. Все — самообман, даже наслаждение; так и блуждаем мы от иллюзии к иллюзии, силясь то успокоить себя, то поразить чем-то неожиданным, изобретая замысловатые сценарии, которые кажутся нам новыми, но на деле являются всего лишь вариациями того якобы аморального, что известно и принято веками, с примесью капельки извращенности, без которой любовные игры давно прискучили бы нам.
Собака Лакана
Я очень люблю вот этот анекдот о Лакане. У него была сука-боксер, которую он называл Жюстиной. На одной из своих лекций он поведал слушателям, что его собака может разговаривать с ним и понимает все, что бы он ей ни сказал. «Жюстина отличается от женщин, — добавил он,- тем, что она никогда не спутает меня с другим мужчиной».
Материнство — западня
Мне по-своему симпатичен тот мужчина, о котором упоминает один психоаналитик — ему так и не удалось справиться с этим пациентом. Он сидит дома, когда ему сообщают, что у него родился сын. Новоиспеченный отец решает немедленно ехать в клинику на своем велосипеде. «Это было во вторник, шел дождь», — уточняет он. До клиники он добирается быстро, но вместо того чтобы остановиться, продолжает крутить педали и катит все дальше по шоссе.
Он так никогда и не увидел своего сына, ничего не объяснил жене. Даже не оглянувшись, покинул он эти места. «Я — странник»,- повторял он психиатру. Есть и такая точка зрения: можно любить женщин, но едва мы видим, что за нами грозит захлопнуться западня их материнства, нужно бежать со всех ног, и как можно дальше.
Serial killer
Коротко и исчерпывающе высказался некий «serial killer» в оправдание некрофилии: «Чем привлекает меня симпатичный труп — он не заводит после любви пустых разговоров».
Ирония порока
Моей юной подруге, которая уверяла меня, что женщины циничнее мужчин, — она опиралась не только на собственный опыт, но и на высказывания Сиорана — я адресую эти слова Гризони: «Цинизмом, этой иронией порока, женщины обделены; даже у циничных, казалось бы, женщин это, как правило, напускное. Никогда подлинный разврат не был плодом фантазии женщины».
Падение
Похоже, что любовь рождена под знаком грамматики: юноша учит правила, удел мужчины — спряжение, а старику остается склонение. В определенном возрасте наши любовные утехи ценны уже не столько удовольствиями, которые они нам доставляют, сколько усилиями, которых от нас требуют: когда радуешься, что ты еще на высоте, это уже признак начала падения.
Источник: Иностранная литература №10, 1993.
Обложка: Lea Lund.