«Вечная философия» Олдоса Хаксли: в поисках синтеза различных духовных учений

Рубрики : Переводы, Последние статьи, Философия

Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными.

Все религии в мире зиждутся на универсальных взглядах и принципах, утверждал Олдос Хаксли. Был ли он прав? Игорь Антиповский, создатель паблика The Cunning Linguist, перевел статью научного сотрудника Центра истории эмоций Лондонского университета Королевы Марии Жюля Эванса, где Эванс рассказывает, как Хаксли в своей работе «Вечная философия» пытался синтезировать мудрость различных духовных учений в одну транскультурную концепцию, в чем увидел сходство различных идей классического теизма, какую роль в них играет нивелировании эго и пробуждение к истинной реальности и чего не учел Хаксли, разрабатывая свою концепцию.

В подростковом возрасте я наткнулся на книгу Олдоса Хаксли «Вечная философия» (1945). Я был столь вдохновлен богатством описанных мистических таинств, что, как сорока, выкрал книгу из школьной библиотеки. Этот экземпляр до сих пор лежит у меня. Затем я жадно проглотил и другую его книгу «Двери восприятия» (1954) и тайно обратился в психоделический мистицизм. Именно благодаря Хаксли я отказался от приобщения к церковной общине; благодаря ему мы с друзьями провели всю юность, стремясь к высшему познанию через ЛСД, однако, с неоднозначными результатами. Вечная философия Хаксли следовала за мной на протяжении всей жизни. Он стал моим «крестным дедушкой». Исследуя его жизнь последние несколько лет, я все чаще начинал спорить с «дедом» — а что, если его философия ошибочна?

Термин «вечная философия» впервые был использован гуманистом эпохи Возрождения Агостино Стеуко в 1540 году. Он склонялся к идее, что во всех религиях есть общая, единая мудрость, а также к попытке школы неоплатоников Марсилио Фичино синтезировать эту мудрость в одну транскультурную концепцию. Эта философия, как пишет Хаксли, извечна и универсальна. Зачатки вечной философии можно найти среди традиционных практик первобытных народов во всех уголках мира, а в своей полностью зрелой форме она имеет место в каждой из основных религий.

Как утверждает Хаксли, сторонники классического теизма в платонической, христианской, мусульманской, индуистской и иудейской философии соглашаются по трем основным положениям: Бог – это безусловный вечный Абсолют, наше сознание является его отражением или искрой, и мы можем достичь собственного благополучия и блаженства через осознание этого.

Но как насчет буддийской теории «анатмы» или концепции «отсутствия Я»? Хаксли считает, что Будда подразумевал, что не существует нашего обычного эго, но при этом присутствует «безусловная сущность» (что, возможно, верно для одних течений буддизма, но не для других). Я подозреваю, что исследователи даосизма будут возражать против приравнивания Дао к богу классического теизма. Что касается традиционных преданий примитивных народов, я уверен, что Хаксли знал недостаточно, чтобы что-то утверждать.

Тем не менее, можно обнаружить поразительное сходство в мистических идеях и практиках основных религиозных традиций, общая цель которых заключается в нивелировании эго и пробуждении к истинной реальности. Обычное эгоцентрическое восприятие мира предстает как гипнотическая последовательность автоматических реакций и привычек. Путь к пробуждению включает ежедневные практики созерцания, воспоминания, непривязанности, милосердия и любви. Когда человек достигает состояния полного отсутствия «Я», он постигает истинную природу реальности. Есть различные пути к «мистической горе», но Хаксли предполагает, что пиковое переживание одинаково во всех традициях: встреча с Чистым Светом божественного «вне форм» и «вне концепций». Откуда мы знаем, что стоит следовать по этому непростому пути? Мы должны поверить на слово великим мистикам. Хаксли пишет:

«Природа этой единственной Реальности такова, что ее невозможно постигнуть напрямую и сиюминутно, только за исключением тех людей, кто решил выполнить определенные условия – «созидать любовь, с чистым сердцем и нищими духом».

Однако мы можем попробовать сделать первые шаги «в гору» и увидеть, какие результаты мы получим.

Тем не менее, «Вечная философия» — это выдающееся исследовательское произведение, которое духовно обогатило западную культуру мейнстрима. Хаксли осудил «теологический империализм», который признает только западные доктрины, и познакомил многих читателей с ныне уже известными незападными учениями — Бхагавад-Гитой, Упанишадами, учениями Будды, Чжуан Цзы, Руми. Однако это довольно своеобразный набор цитат Веданты, Буддизма Махаяны, христианских мистиков-мужчин, но почти нет мистиков-женщин, только одна строка от Иисуса и ни одной цитаты из Корана. Где же здесь та самая универсальность?

Хотя Хаксли писал, что «вечная философия» извечна и универсальна, его книга была продуктом определенного времени и места. В первой половине своей жизни Хаксли был известен как непочтительный насмешник над религией, «человек, ненавидящий Бога», как преподнесла это одна из газет. Он был внуком известного викторианского ученого, Томаса Хаксли, который высмеивал христианские суеверия и предполагал, что эволюционная наука может стать чем-то вроде новой религии.

Циничный образ Хаксли растворился в 1930-х годах. Он больше не мог выносить материалистическое и бессмысленное существование. Но вместо того, чтобы принять христианство, как это сделали его современники, такие как Т.С. Элиот, он обратился к научной духовности своего приятеля Джеральда Херда, первого научного журналиста BBC. Херд полагал, что психология и другие науки могут стать доказательной базой для духовных практик, таких как медитация. Эта «эмпирическая духовность», как я ее назвал, привлекла Хаксли.

Он и Херд стали главными фигурами пацифистского движения 1930-х годов. Но они лишились какой-либо надежды остаться в Европе и переехали в Лос-Анджелес в 1937 году. На какое-то время они вместе с писателем Кристофером Ишервудом стали видными членами Общества Веданты в Южной Калифорнии (Веданта — это форма индуистского мистицизма). Алан Уоттс прозвал их «мистическими эмигрантами». Когда вспыхнула Вторая мировая война, они столкнулись с серьезной критикой в Британии за свое «дезертирство» в Голливуд.

«Общество хорошо настолько, насколько оно создает своим членам возможности для созерцания»

Я подозреваю, что «мистические эмигранты» чувствовали себя глубоко виноватыми за то, что бросили своих друзей и близких в Европе. Это становится очевидным из некоторых отрывков «Вечной философии», написанной во время войны:

«Возбужденное отношение к событиям, на которые мы не в состоянии повлиять, потому что они либо еще не произошли, либо происходят слишком далеко от нас, – есть не что иное, как заражение ожидаемым или далеким от нас злом, которое и становится предметом нашего беспокойства. Слушать по четыре-пять раз в день новости и комментарии к ним, читать ежедневные газеты, а также все еженедельные и ежемесячные журналы, – все это называется теперь «проявлять разумный интерес к политике». Св. Иоанн Креститель назвал бы это потворством праздному любопытству и культивированием беспокойства ради самого беспокойства».

«Вечная философия» была для Хаксли отчаянным ответом на войну. Этим объясняется глубокий политический пессимизм книги — он пытался остановить войну и потерпел неудачу. Он пишет, что современная цивилизация — это «организованное искоренение любви»; реклама — это «организованная попытка возбуждения и усиления желаний»; ХХ век — это «век шума». Большинство людей находятся в рабстве перед различными формами идолопоклонства и эрзац-религии — поклонением прогрессу, поклонением технологиям и, прежде всего, поклонением национальному государству. Для Хаксли это все формы «религий времени», которые уповают на свои будущие победы. Авраамические религии также в значительной степени являются религиями времени, утверждает он, что и стало причиной такого кровопролития.

«Царству насилия никогда не будет конца», — пишет Хаксли, «пока большинство людей не примут извечную философию и не признают ее высшей сутью, единой для всех мировых религий». Единственный способ пробудиться от кошмара истории — это сосредоточиться на «Вечном Сейчас». Это требует полной перестройки общества, чтобы создать новую инфраструктуру созерцания: «Общество хорошо настолько, насколько оно создает своим членам возможности для созерцания». Это выглядело маловероятным, поэтому Хаксли удалился в пустыню Мохаве, чтобы попытаться стать святым.

Увы, но достичь полного самоотречения оказалось непросто. «Вечная философия» — великолепная энциклопедия мистицизма, но это не то же самое, что реальный мистический опыт. Сын Хаксли, Мэтью, после смерти отца задался вопросом:

«Достигал ли когда-нибудь отец высших состояний или нет; вот вопрос, который меня интересует. Или все это интеллектуализировано, изложено в технических терминах и словах других людей, как в «Вечной философии»?»

Только в мае 1953 года Хаксли почувствовал, что наконец получил мистический опыт. Произошло это тогда, когда он принял мескалин, психоделический препарат, содержащийся в кактусе пейот. Он обнаружил «врата к мистической горе». Он считал, что психоделики дают обычным людям возможность взглянуть на переживания, которые приписывались только святым, и помогают таким интеллектуалам, как он, выйти за рамки концептуального мышления. Он также выходил за пределы сознания с помощью телесных практик, таких как тантра, гештальт-терапия, техника Александера. Он даже практиковал экстатический танец. Казалось, в 1950-х годах он успокоился и стал более умиротворенным с самим собой — такие друзья, как Исайя Берлин, были поражены его благостью. Вместе с этим успокоением появился оптимизм в отношении того, что цивилизация, возможно, не движется к краху. Вероятно, вечная философия все-таки станет популярной.

Именно это и произошло спустя годы после его смерти. На протяжении 1960-х годов «вечную философию» отстаивали такие личности, как Хьюстон Смит и Рам Дасс, оба они были друзьями и поклонниками Хаксли. Вечная философия популяризировалась в таких учреждениях, как Институт Эсален в Калифорнии, и ее отмечали в поп-культуре все, от Джона Колтрейна до Битлз. Перед своей смертью в 1963 году Хаксли стал невероятно популярным в университетских городках США, читая лекции о мистическом опыте тысячам очарованных студентов. Он появился на обложке альбома группы Битлз «Sgt Pepper’s Lonely Hearts Club Band» (1967) и даже вдохновил группу The Doors на их название.

Сегодня самой быстрорастущей религиозной группой в США являются так называемые «духовные, но не религиозные», которые составляют 27% населения (рост на 8% за пять лет, по данным Pew Research). Как и Хаксли, эта группа использует духовные практики из разных религий — йоги, майндфулнесс, фитотерапии — и стремится проверить эти методы с помощью практической науки. Большинство американских христиан, опять же согласно Pew, теперь верят, что другие вероисповедания могут привести в рай. Произошло необычайное возрождение созерцания: каждый третий американец пробовал заниматься йогой, а четверть британцев пробовали медитацию. В последнее десятилетие также произошло возрождение психоделических исследований, вдохновленное некогда скандальным утверждением Хаксли о том, что психоделические препараты могут приводить к мистическим переживаниям.

Пророченный Хаксли «мистицизм для масс», похоже, сбывается. Согласно опросам Gallup и Pew, число американцев, которые говорят, что у них был одно или несколько мистических переживаний, выросло с 22% в 1962 году до 49% к 2009 году.

И все же, несмотря на его популярное влияние, некоторые религиоведы отвергли перенниализм Хаксли. Первый ответный удар был сделан американским философом Стивеном Кацем в его статье «Язык, эпистемология и мистицизм» (1978). Кац отметил, что мистические традиции на самом деле очень разные. Они коренятся в различиях языка, символики и культуры. Если вы попытаетесь убрать «мистические переживания» из этой локальной среды и создать глобальный синтез, вы получите нечто, лишенное большей части своего смысла. У христианских мистиков есть христианский мистический опыт, у буддистов — буддийский мистический опыт и так далее.

«Вместо концепции «разные пути — одна вершина» Феррер предлагает другую — «разные берега – один океан»

Действительно, Хаксли отождествляет идеи, которые при ближайшем рассмотрении часто совершенно разные. И его глобальная, транскультурная духовность очень индивидуалистична и вырвана из контекста — нет смысла в мистической жизни, которая коренится в сообществах с особыми практиками, ритуалами и принципами. В то же время Кац предполагает, что мы никогда не сможем избежать нашей культурной обусловленности и все должно просто оставаться на своем пути. Великие мистики сами были синкретическими компиляторами: Святой Августин любил Плотина, святая Тереза Авильская любила стоиков, бывший Архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс любит буддизм. Почему бы нам тоже не быть синкретистами? Кац игнорирует степень, в которой мистические традиции могут быть сформированы нашей общей нейропсихологией (мистики были величайшими психологами своего времени, предположил Хаксли). Многие мистические практики основаны на когнитивной теории эмоций — идее о том, что наше обычное «я» состоит из привычных автоматических убеждений, которые мы можем замечать, исследовать и изменять. Неудивительно, что они открыли похожие методы самотрансформации.

Вторая серьезная критика перенниализма прозвучала в 2002 году, когда вышла книга «Пересмотр трансперсональной теории» испанского психолога Хорхе Феррера. Он указывает на то, что «вечная философия» иерархична и, следовательно, потенциально нетерпима. Все религии верны, но некоторые вернее других.

Это иерархия религий очевидна в трудах Хаксли. Он настаивает на том, что окончательные мистические переживания — это моменты недвойственного чистого сознания — за пределами любых концепций «Я» и «не-Я», за пределами эмоций, за пределами языка, образа и культуры. Это важно для его политической цели — объединить человечество под «вечной философией» — все нации и цвета сливаются в единое целое в Чистом Свете божественного.

Но на самом деле многие известные мистические переживания очень эмоциональны и двойственны: человек встречается с божественным в определенной форме: Иеговой, Кришной, ангелом Гавриилом и так далее. Это беспокоит Хаксли, потому что это открывает путь для разногласий и конфликтов, поэтому он настаивает на том, что «есть хорошие мистики и плохие мистики». «Хорошие мистики», такие как немецкий теолог Мейстер Экхарт (1260-1328), испытывают «растворение эго» в Чистом Свете, в то время как «плохие мистики» страстно сталкиваются с двойственностью. Согласно этому определению, Моисей, Иисус, Святая Тереза, Святой Франциск, Руми и все, кто придерживается традиции набожного мистицизма, являются «плохими мистиками». Это уже черезчур для человека, у которого никогда не было мистических переживаний, кроме как «под веществами».

По словам Феррера, перенниализм также чрезмерно подчеркивает индивидуальный опыт, что может привести к духовному нарциссизму и поиску острых ощущений (это и так очевидно в психоделическом сообществе). Доказательством философии являются особые переживания святых – звучит как самооправдание. Это игнорирует то, что канадский философ Ян Хакинг называет «эффектами зацикливания» — ментальный и соматический опыт часто принимает ту форму, которую мы ожидаем от него. Хаксли, например, во время одного из ЛСД-трипов решил, что любовь является «первичным и фундаментальным космическим фактом». Но это то, что он ожидал или надеялся обнаружить. Как парировал его друг Бертран Рассел — как тут можно утверждать, что одно состояние ума является высшим, а другое – нет?

Наконец, Феррер утверждает, что перенниализм является объективистским и эссенциалистским — он настаивает на том, что существует реальность духовных горизонтов, ожидающих своего открытия. По словам Феррера, это форма «тонкого картезианства», игнорирующего то, как люди конструируют реальность через наши тела, наши ритуалы, наши слова, действия и культуру.

Альтернативой для Феррера является парадигма «совместной духовности». Люди сотворяют реальность в совместном взаимодействии с таинством. Это происходит не через переживания в голове отдельного человека, а через события и встречи, в которых может участвовать множество людей (вспомните Пятидесятницу), и которые могут иметь множество возможных направлений: «различные традиции приводят к принятию различных духовных абсолютов». Вместо концепции «разные пути — одна вершина» Феррер предлагает другую — «разные берега – один океан». Это напоминает мультивселенную Marvel: «Ты идешь в Чистые земли? Отлично, я еду в Вальхаллу! »

Заявления Феррера пленительны и сегодня они имеют большой вес в интеллектуальной культуре Нью Эйджа. Но и у него есть ограничения. Возможно, это продукт Сан-Франциско, где базируется Калифорнийский институт интегральных исследований Феррера, но его философия так старается быть терпимой и неиерархической, что приводит к «беспредельному, вседозволенному диапазону трансперсональных столкновений». Это выглядит не столько как «пир божий», сколько как «вечеринка свингеров». Как и в гонке Додо в «Алисе в стране чудес», «все выиграли, и у всех должны быть призы». Если вы не можете справиться с какой-либо иерархией, то в конечном итоге вы попадете в либеральный релятивизм, который может быть столь же нетерпимым, как и более традиционные теории.

Феррер осознает слабое место своих аргументов и неоднократно настаивает на том, что мы все еще можем давать оценку различным вариантам выбора, например, между присоединением к группе квакеров или криминальному культу, такому как Семья Мэнсона, оценивая так называемую «освободительную силу» традиции. Насколько хорошо он борется с эгоцентризмом? Насколько хорошо он противодействует диссоциации от тела и других аспектов личности в целом? Насколько эффективно он способствует экологическому балансу, социальной и экономической справедливости, религиозной и политической свободе, классовому и гендерному равенству, и другим основным правам человека?

Проще говоря, насколько духовные традиции соответствуют ценностям либерализма Сан-Франциско. Почему выбирают именно эти ценности, а не другие? Если нет абсолютной реальности, нет истины, почему именно это критерии нашего духовного выбора? Феррер предает западные либеральные наклонности. Видимо, определенный вид ранжирования или иерархии неизбежен, если мы хотим уйти от полного релятивизма.

Во-вторых, меня беспокоит предположение Феррера о том, что существует множество «духовных пределов», а не одна конечная реальность, предлагаемая большинством духовных традиций. А как насчет загробной жизни — все ли мы переживаем загробную жизнь, которую ожидаем? Разве гуманисты рождаются один раз, а потом умирают, христиане рождаются один раз и попадают в вечный рай или ад, а буддисты рождаются неоднократно? Феррер говорит, что реальность сотворена людьми и «Тайной», но его множественные реальности кажутся очень рукотворными, преуменьшая божественное в своей силе, славе и независимости от нас.

«Даже приверженцы вечной философии не соглашаются с одной лишь версией вечной философии»

Здесь полезно привести аргумент американского философа Дэвида Бентли Харта в книге «Опыт Бога» (2013). Это удивительно перениалистическая книга для восточно-православного богослова (вдохновением он считает «Вечную философию» Хаксли). Харт утверждает, что критики теизма путают богов с Богом. Духовная мультивселенная может быть наполнена множеством разных сил и богов, с которыми мы можем связываться и проявлять себя по-разному. Но они не абсолютны, они временные существа или силы, как и все мы. Бог, напротив, есть само Бытие, безусловная вечная сущность, из которой происходит существование и от которой зависят все вселенные.

В зависимости от нашего состояния ума и культурных представлений бытие может принимать разные формы, и оно может играть с этими формами. Но это по-прежнему Единое и Необусловленное, с которым мы можем столкнуться не только посредством мистических переживаний, но также посредством логических выводов из странных реальностей Бытия и сознания.

Тем не менее, согласие между всеми религиями возможно только на таких высоких абстрактных позициях, которые, как пишет английский теолог Кейт Уорд в своей книге «Религия в современном мире» (2019), «слишком расплывчаты, чтобы служить основанием для настоящих религиозных убеждений». Даже приверженцы «вечной философии» не соглашаются с одной лишь версией вечной философии. Сам Хаксли в течение своей жизни перешел от более строгого перенниализма под влиянием Веданты к более спокойному, телесно-ориентированному перенниализму Махаяны и Тантры.

Уорд предлагает следовать вперед, в мир конкурирующих религиозных верований, который проводит грань между нетерпимым эксклюзивизмом и всевозможным релятивизмом. Это можно было бы назвать сочувствующим инклюзивизмом (мой термин, а не Уорда). Данная точка зрения предполагает, что хорошо иметь и духовное сообщество, с которым можно практиковать, и один духовный путь, которому следует посвятить себя, иначе вы в конечном итоге будете «плескаться на мелководье» и никогда не добьетесь успеха. Вы неизбежно будете думать, что одни пути лучше других, и это приведет к осуждению выбора иных людей, например, я не терплю приношение в жертву человеческих жизней. Возможно, вы подумаете, что ваш путь лучше других. В противном случае зачем ему следовать?

Однако любой грамотный или любознательный человек не может не заметить интересного сходства между духовными техниками разных традиций, например, меня поражает сходство между стоицизмом и буддизмом. Мы можем учиться на других концепциях и у других учителей на нашем пути и распознавать мудрость (возможно, божественную мудрость) и в других традициях. Среди наших знакомых и друзей могут быть практикующие из других конфессий, как, например, Далай-лама встречается со своим другом, англиканским архиепископом Десмондом Туту.

Что особенно важно, мы всегда можем помнить, что высшая реальность намного больше, чем любая из наших религий, что человеческое понимание ограничено и склонно к ошибкам и греху (особенно к грехам чрезмерной уверенности, высокомерия и нетерпимости), и мы, вероятно, все вместе будем удивляться на этом пути. С этой точки зрения, межрелигиозный диалог — это не просто приятное внеклассное занятие, это важная часть нашего пути за пределы наших предубеждений, приближающего к истине.

Не все примут такой инклюзивизм. Некоторые будут настаивать на строгом дуальном выборе. В некотором смысле чрезмерная исключительность — гораздо лучшая маркетинговая стратегия, чем сочувствующий инклюзивизм. Но если бы хотя бы часть населения мира открыла свой разум к мудрости других религий, не отказываясь от собственной веры, мир стал бы гораздо лучшим местом. Как и Олдос Хаксли, я по-прежнему верю в возможность растущего духовного сближения между различными религиями и философиями, даже если прямо сейчас кажется, что все идет в обратном направлении.

Статья впервые была опубликована 10 февраля 2020 года на английском языке в журнале Aeon под заголовком «Perennial Phylosophy».

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

переводы философия